Результат же вышел… сложный. Желающих слушать собралась тысяча, никак не меньше. В зал все не влезли, проходы забили как в трамвае. Не по разнарядке, сами пришли. Говорить, вернее задавать вопросы, никто не стеснялся, крыли такой правдой про реальный быт рабочих — белградский редактор РОВСовского "Военного вестника" за стенограмму не пожалел бы левой почки.

Особенно интересно, что докладчики не прошли жесткого отбора, кто загодя записался — тому и место за кафедрой. Известных людей типа Щусева или Крупской сменяли едва ли не студенты. Поэтому на недостаток по-настоящему революционных предложений жаловаться не пришлось. Ультраурбанисты в своих фантазиях легко добрались до прообраза "Стальных пещер" Айзимова, то есть циклопических зданий километрового диаметра сразу на миллион жителей каждое. Их антагонисты, напротив, упирали на идею города-сада, являвшего собой конгломерат небольших частных домиков, разбросанных "в живописном беспорядке" вдоль железнодорожных магистралей.

Но тон, без сомнения, задавали соцреалисты, которые весьма аккуратно вывели из потребностей индустриального производства концепцию соцгорода, или супер-общежития. Фабрика-кухня, механическая прачечная, кинозал, библиотека, детсад — все общее, вернее сказать, доступно в виде сервисов. Таким образом экономия, по сравнению с обычными многоквартирными домами, выходила немалая. Стройматериалы, площадь, обслуживающий персонал, пищевые продукты, электроэнергия, буквально все, вплоть до детских игрушек, получалось дешевле, больше, качественнее. А еще — полностью в русле коммунистической идеологии.

Почему реальный СССР в известной мне истории не пошел таким очевидным путем? Что помешало? Перед загадкой безнадежно пасовали логика, послезнание и прорва прочитанных учебников.

"Подошла бы мне для жизни идея соцгорода?" — спросил я сам себя. И тут же ответил: "Да, безусловно!". Комнатка в приличной общаге в бесконечное количество раз удобнее приютившего нас с Александрой и Яковом сарая, который, кстати, по местным понятиям настоящий класс-люкс.

Надо сказать, первое знакомство с арендованным Блюмкиным флигелем оставило в моем сознании неизгладимое впечатление: в Европе так живут только нищие.

… Все про все — тесная комнаткой квадратов на двенадцать. Потолок домиком, у стен впору пригибать голову, зато к середине, неожиданно высоко, селедочным хребтом торчала беленая известью балка. Едва дотянуться до керосинки, свисающей с "того самого" суицидального крюка. Засаленные шторки, напяленные на туго натянутые крест-накрест веревки, растаскивали невеликое пространство на четыре закутка. В каждом, как бы в подтверждение нерушимости однажды заведенного порядка, свой стиль и оттенок грязи на стенах. Слева от входа — бок печки, покрытый над топкой жирным слоем сажи. Высыпавшаяся из поддувала зола перемешана с гнилушками — остатками дров. У низкого окна напротив — покосившийся комодик, из-под которого, будто наблюдая, торчала калоша. Ее тупой, покрытый засохшей бурой слякотью нос просил угощения в виде доброго пинка…

Человек не лошадь, не к такому приспособится, тем более после соловецких "университетов". Было бы желание — можно и землянку обставить по всем канонам социалистического комфорта. Добавить узких панцирных кроватей с никелированными шарами на высоких спинках, новеньких, с капельками смолы табуретов, ополовиненный в революции комплект барских тарелок розового кузнецовского фарфора и ворох нужной в хозяйстве рухляди. Главное — не забыть на видном месте выставить в ряд от малого до великого семь морщинистых гипсовых слоников.

Быт частнособственнического хозяйства по меркам будущего невероятно суров. Каждое утро начиналось с яростного шипения пламени — Александра добывала завтрак. Мешкотный процесс. Сперва нужно долить в латунный бачок примуса керосина из жестяного бидона. Затем подергать рукоятку убогого насоса — системе нужно давление. В чашечку под чугунной головкой испарителя плеснуть немного топлива и поджечь его. Спустя несколько минут, после должного разогрева, открутить иголку форсунки-жиклера, пуская в горелку керосиновые пары.

Далее можно ставить на факел синего огня кастрюлю с водой под кашу. За ней чайник. А еще чуть погодя сковородку — пожарить несколько яиц, желательно с колбасой и хлебом, заготовить "мужикам-кормильцам" обеденный перекус. Хочешь, не хочешь, а час уходит. Поэтому встает наша "хозяюшка" аж в четыре утра — нам с Яковом нужно поспеть к восьми в Москву, на работу.

Днем ей отдыхать некогда. В СССР нет и еще лет сорок не будет стиральных машин, холодильников, микроволновок, полуфабрикатов, пылесосов, электрочайников и еще целой кучи привычных в 21-ом веке мелочей. Даже водопровода, и того нет. Поэтому Саше нужно принести с колодца воды, ведра три-четыре минимум. Постирать в деревянном корыте, выполоскать, развесить сушить, а потом погладить наши вещи. Приготовить сытный обедоужин — мясной или куриный суп, картошку, если есть время и керосин — разварить до съедобного состояния каменную американскую фасоль. Сходить в магазин за мелочами — нитки, иголки, соль, в хозяйстве все время что-то требуется. Прибраться, полы подмести, пыль протереть. Штопка-починка — вещи из натуральных волокон непрерывно рвутся. В итоге день пролетает как не бывало.

Ох, не зря хитрый Блюмкин так охотно кооптировал девушку в коллектив — идейная, а значит бесплатная кухарка куда удобнее наемной. Справиться без нее с бытом возможно разве что в теории.

"Пошел бы я в столовую вместо завтрака с примуса? Отдал бы вещи на стиральную фабрику? Доверил бы мытье полов горничной?" — всплыла в сознании серия новых вопросов. Риторических, без сомнения: прошлый европейский год я именно так и делал. Жил в арендованных апартаментах, питался в кафешках и ресторанчиках, сдавал одежду в прачечную, чинил обувь в мастерской, заказывал уборку… и прочие услуги. Воображение услужливо отрисовало образ раскинувшейся по простыням Марты, да так отчетливо, что верно, это стало заметно со стороны.

Торопливо пробормотал, снимая наваждение:

— Все придумано до нас. Идеологи соцгородов не новаторы, а плагиаторы!

Хотя в трудно спорить — для лапотной России подобные идеи — серьезный, можно сказать эпохальный прорыв. Попытка силком, через колено, протащить массы в новую историческую формацию. В которой забитая мужем домохозяйка внезапно натягивает кружевные перчатки, фельдекосовые[85] чулки, душится селективной парфюмерией и садится на скамеечку в парке листать томик с пьесами Теннесси, повествующими о конфликте духовного и плотского начал. А если откинуть горячечные мечты — идет работать машинисткой в контору заводоуправления, а то и прямо встает к токарно-винторезному станку.

Цинично, грубо, — да профит того стоит; без малого удвоение количества рабочих рук с одного и того же жилфонда. Совсем не мелочь для страны, если к заводу на десять тысяч рабочих мест понадобится пристроить не десять тысяч квартир, а всего пять. Минусы же пустяковые и преодолимые — перевоспитать взращенного на традициях домостроя крестьянина.