— Но что она могла сделать?

— Все уладить.

— Как? — возмутилась Мелисса. — Воображаешь, что она сумела бы договориться с Макферсонами?! Да во всей Шотландии не найдется людей упрямее! Мои милые дядюшки решили, что ты спятил или способен на безумные поступки, что почти одно и то же. Ты мог бы отныне вести себя как святой, но, раз посчитав тебя сумасшедшим, они никогда не изменили бы мнения и по этой причине не подпустили бы тебя к Дуги.

— Ты заступаешься за мою мать, потому что тоже женщина? Или в самом деле так считаешь? Мелисса досадливо всплеснула руками:

— Ни то ни другое. Я просто знаю своих дядьев. И снова говорю тебе: ты мог бы не покидать Шотландии, жить там до сих пор, в нескольких милях от них, они все равно охраняли бы Дуги от тебя. Единственным способом объясниться с ним было застать его одного. И если бы он даже простил тебя и захотел вернуть вашу дружбу, ничего бы не вышло. Они просто запретили бы вам встречаться, а потом передрались бы между собой. Поэтому я считаю, что, если ты не мог отказаться от своих намерений и забыть о Дуги, даже лучше, что ты вовремя уехал.

— Но мне даже не дали возможности самому принять решение! До сих пор не знаю, сдался бы я или нет. И никогда не узнаю, потому что меня там не было.

— И ты по-прежнему таишь в душе обиду? Не на то, что мои дядья воздвигли стену между тобой и Дугалом, а на то, что ты так и не смог ее разрушить, потому что был вынужден уехать?

Он так кисло поморщился, что она рассмеялась. Но Линкольн, вместо того чтобы рассердиться, даже улыбнулся.

— Мне нравится, что ты не боишься спорить со мной, — заметил он.

— О, до чего я рада это слышать! — с преувеличенным облегчением воскликнула она и уже серьезнее добавила:

— Но тут не о чем спорить, хотя я и знаю теперь подробности. Вопросов и загадок сколько угодно, но то, что случилось давным-давно, изменить нельзя. Было и прошло. Беда в другом. В том, что прошлое неожиданно вернулось и преследует тебя. Это и есть предмет для обсуждения.

— Ты права, — согласился он. — Потрясением явилось для меня известие о том, чья ты родственница. Но все это ничто по сравнению с тем, что я пережил, когда мне приказали и близко к тебе не подходить!

— И ты исполнил их желание, насколько мне известно? — предположила она. Линкольн кивнул:

— Только потому, что полагал, будто ты все знаешь и согласна с ними. Но когда Джастин нанес мне визит…

— Ах, вот почему он предложил мне навестить твоих женщин! — перебила Мелисса.

— Так он ничего тебе не сказал?

— Нет. Вероятно, поговорил с кем-то из моих дядюшек, и те попросили его не лезть не в свое дело.

— Очевидно, — вздохнул Линкольн. — Не могу только понять, почему они взяли на себя труд разыскать меня и предупредить и не сделали ни малейшего усилия объяснить тебе, почему так поступили. Ты знаешь, по какой причине они забыли упомянуть тебе об этом?

— Легко предположить.

— В таком случае просвети меня, ибо если им безразличны твои переживания, неужели же не все равно, кто за тобой ухаживает?

— Ты чересчур пристрастно судишь о них. Для того чтобы ответить, по какой причине они не сочли нужным поделиться со мной, следует знать, что очень немногие парни отваживались ухаживать за мной дома. Мои дядюшки ухитрились отпугнуть всех, и молодые люди к тому же слышали легенду. Стоило моим дядьям косо взглянуть на них, как они тут же смазывали пятки. Но на этот раз Макферсоны, возможно, предпочли, чтобы я оставалась в неведении о том, что они сотворили.

— Неужели? — недоверчиво переспросил он. — Они допустили, чтобы ты думала обо мне самое худшее: что я попросту завлек тебя и бросил, вместо того чтобы объяснить, почему считают меня неподходящим женихом.

— Видишь ли, хотя я горячо их люблю, они меня побаиваются, поскольку знают, на что я способна в гневе.

— Утверждаешь, что не обязана им подчиняться?

— Ну, это слишком сильно сказано. Я готова их выслушать, и если посчитаю нужным, обязательно соглашусь. Но когда речь идет о моей жизни, решение остается за мной.

— А твой отец? Твои дяди убеждены, что, узнав обо всем, он передумает и запретит нам встречаться.

Мелисса поежилась. У нее еще не было времени поразмыслить, как отнесутся ко всему ее родители. Собственно говоря, у нее вообще не было времени на размышления, хотя инстинкт подсказывал ей, что он вовсе не безумен. Всего лишь жертва трагических обстоятельств, вышедших из-под контроля. Но ее дяди могли быть довольно убедительными, когда боролись за общее дело. Разумеется, отец мог и не согласиться с ними, особенно если имел по этому поводу другое мнение. Но все же Линкольн должен привести достаточно веские доводы в свою пользу, чтобы Локлан стал его союзником.

— Не слишком ободряющее молчание, — разочарованно заметил Линкольн. — Насколько я понял, твой ответ мне вряд ли придется по душе.

Она не хотела мучить его молчанием или долго держать в неведении. Просто ей вдруг пришло в голову, что ее дядюшки снова не дадут ему добиться цели. Что, если прошлое вновь оживет? Неужели он снова вызовет их на бой из-за этого? Нет, теперь они взрослые, а взрослые не решают дела кулаками. По крайней мере так полагается.

— Не стану лгать тебе, Линкольн. Я ни разу в жизни не ослушалась моего па. Не хотела, да и ни к чему было. Обычно я без разговоров подчиняюсь ему, — Обычно?

— Но на этот раз следует принять в расчет мои чувства. Кроме этого, иногда мама умеет заставить его изменить мнение.

— А что, если она будет склонна согласиться с братьями? — возразил он.

— Вряд ли, — усмехнулась Мелисса. — Она воспитывалась в Англии, где со старшими не спорят, но все, кто младше, считаются законной добычей. А так получилось, что все они моложе ее.

— Мне, вероятно, следовало бы не согласиться, — хмыкнул он, — поскольку меня тоже растили англичане.

— Давай, издевайся надо мной, тем более что с самого начала считал, будто старше меня на двадцать лет!

Линкольн улыбнулся, вспомнив, как весело они подшучивали над ее возрастом при первой встрече. И эта улыбка подействовала на Мелиссу самым невероятным образом. Заставила ее покраснеть и… растопила сердце. Ей почти хотелось, чтобы он не был так красив! Странно, что внешность мужчины может так растревожить ее.

Оказалось, что и он не остался равнодушен. Ее реакция на его улыбку — явная, слишком явная — тоже повлияла на него. Выражение его лица смягчилось, во взгляде блеснуло чувственное восхищение. Ей довольно недвусмысленно напоминали, что они одни. Совсем одни. Ах, лучше бы не думать о таком…

Поэтому Мелисса поспешно вернулась к прежней теме:

— Отец — человек справедливый. Это всем известно. Он был главой клана Макгрегоров еще до моего рождения и принимал решения, от которых зависело много людей. Мои же дяди — люди импульсивные. Они сначала ударят, потом начинают объясняться. Отец совершенно иной. Возможно, из-за своего роста и размеров он старается прежде всего обдумать свои поступки.