Господин Ландсберг и его подручный Райдер находились в семидесяти метрах от них! Они стояли спиной к надстройке, у левого борта, примерно в том месте, где заканчивалась грузовая палуба и начиналось возвышение полубака. Они не шевелились, пристально смотрели вперед и лишь изредка поворачивали головы друг к другу, чтобы обменяться короткими фразами. Всё это выглядело как-то зловеще и интригующе. От надстройки невозможно было понять, что именно привлекло их внимание, но, видимо, зрелище было достойное. Трепетали по ветру лохмотья «партикулярного» костюма Александра Карловича, шевелились, как змеи, подернутые сединой волосы. Раскачивалась косичка, свисающая с затылка Райдера. Ветер забирался под полы засаленной форменной куртки, надувал ее, как парус, но мужчина не обращал на это внимания. В опущенной руке он держал пистолет – уже знакомую по предыдущей встрече модель «стечкина». Ландсберг что-то сжимал под мышкой – с расстояния было трудно различить, но что еще может сжимать под мышкой человек, сконструировавший и собравший «высокотехнологичный» инфракрасный излучатель и трясущийся за него, как за родное дитя?

– Им чё там, кино показывают? – не понял Платон.

Глеб судорожно размышлял. Семьдесят метров – как ни крути, дистанция. Бесшумно не подойти. На палубе есть открытые участки, но есть и заваленные металлоломом… Он уже высматривал короткий путь – если напрямик, немного в сторону, дважды перепрыгнуть через загородку из тавровых балок…

– Атакуем? – деловито осведомился Никита.

– Нет, чай им предложим, – хмыкнул Глеб. – Слушайте сюда, мужики. Не знаю, что там у Ландсберга с излучателем – работает ли эта штука или уже дуба дала… но брать его нужно быстро и бесшумно, чтобы не успел ее на нас наладить. Ландсберг требуется живым. Райдер, по возможности, тоже. Но если начнет стрелять… в общем, знаете, что с ним делать. Дополнительные потери нам не нужны. Оборачиваться они пока не собираются. И не ожидают нападения, свято веруют, что мы заперты в трюме. Пошли…

Это стоило заснять на камеру. Атака голых мужчин – в трусах и с автоматами! Они бесшумно, максимально пригибаясь, выскальзывали из-за надстройки, бежали, ускоряясь, выставив автоматы, способные вести огонь практически в любой среде, кроме плазмы и вакуума. «Только не запнуться, только не шуметь…» – пульсировало под черепной коробкой. Они ускорялись, сдерживали дыхание – расстояние сокращалось стремительно! Эти черти уже рядом, уже мерцают на фоне пасмурного неба, которое в обозримом будущем начнет темнеть, поскольку ход времени неумолим… Глеб вырвался вперед, перепрыгнул, как кенгуру, через покореженную стальную балку – все, тишина уже не актуальна! Попались, голуби! И вдруг эти двое резко повернулись, услышав шум за спиной! Перекошенные лица, в глазах не просто страх, а форменный ужас! Забилась косичка, напоминающая конский хвост. Райдер так быстро вскинул «стечкина», что на бегу и не опомнились. Бабахнул выстрел, бабахнул другой, заорал кто-то справа от Глеба, грохнулся, покатился по палубе, и сердце рухнуло в пятки от страха за товарища!

– Сука! – возопил Платон. – Ногу подвернул!

Слава богу! Ну, конечно, кончаются девять жизней… Открыли огонь практически разом, в три ствола, били в упор, опустошая магазины, по идеальной мишени, которой – видит Бог – хватило бы и одной пули! Такого Глеб еще не видел – чтобы одному человеку досталось столько свинца! «Стечкин» прочертил дугу, уносясь в океан, а его обладатель трясся, как припадочный, а тело разрывалось, летели ошметки одежды, кожи, кровь хлестала фонтанами! Он рухнул, переплетя ноги, и дрожь пошла по палубе – словно кран многотонный свалился…

– Вывели из обращения! – победно ликовал Никита.

В глазах профессора Ландсберга метался пещерный ужас. Он не верил своим глазам. Какие-то голые мужики, что за бред? Он издавал горловые каркающие звуки, пятился к ограждению, потом сообразил, вскинул свою занятную вещицу – и Глеб успел заметить, что эта штука действительно напоминает с одной стороны фен для просушки волос, а с другой – электрическую дрель, на которую насадили головку, но не вставили сверло. И всё, ничего он больше не заметил! Прозвучала длинная очередь в исполнении Крамера, штуковину выбило из поднятой руки – и она умчалась в волнующийся океан вслед за «стечкиным»! Вот так номер! Ландсберг повалился на палубу, испытывая адскую боль в отбитой руке, глаза безумно вращались, его коробило и выгибало – ненависть, страх, отчаяние теснились в орущих глазах, трансформировались в хриплый лебединый крик.

– И кто из нас попался, урод?! – подскочил к нему торжествующий Никита и прижал подошвой кроссовки к палубе. – Ты арестован, ублюдок! Ты имеешь право хранить молчание, которое будет использовано против тебя!

– Ну, наконец-то! – расслабленно захохотал Крамер. – Взбесившееся добро победило зло! Ату его! Держи засранца, Никита, ишь, как трепыхается!

– Неслабо мы оттянулись, а чё… – ковылял, припадая на правую ногу, Платон – явно раздосадованный, что не успел принять участие в заключительной части концерта. – Слушайте, а вы его на крючок, за жабры – и в воду, пусть угомонится…

– Что же вы делаете… что же вы натворили, невежды, и как вас земля носит… – хрипел и извивался под подошвой спецназовца «шибко умный» научный работник. – Верните излучатель… ловите, отыщите его, пожалуйста, умоляю… вы даже не представляете, насколько он ценен, какие деньги в него вложены, сколько умственных затрат…

– Ага, сейчас все бросим и пойдем нырять за вашим излучателем. – Глеб почувствовал, как губы его расползаются в широкую издевательскую улыбку. Он подошел поближе, пристально смотрел на бьющееся в судорогах тело. К черту излучатель, если он кому-то и нужен до скрежета зубовного, то этот человек никак не майор Дымов. Не было такого, чтобы в инструкциях на выполнение задания значилось добыть какой-то там излучатель. А что касается гениальных изобретений, не способствующих беззаботной жизни человечества, и их авторов, страдающих маниакальными расстройствами, то он недолюбливал и то, и другое. Ну не сторонник он разнузданного прогресса…

– Ничего страшного, Александр Карлович, – хихикал Никита. – Отсидите и сделаете копию. Нотариально заверенную.

– Твари… – в горьком отчаянии выл Ландсберг. – Какие же вы твари! Будьте вы прокляты! – Он плюнул в лицо склонившемуся над ним человеку, но так умело, что слюна залила его собственное перекошенное лицо, хлынула обратно в горло, и он надрывно закашлялся.

– Давно уж прокляты, Александр Карлович, успокойтесь. – Глеб пошарил глазами, оторвал от ветшающего пиджака гениального ученого кусок полы вместе с боковым карманом, скомкал и принялся усердно затыкать ему рот – чтобы не орал, не плевался и начал думать о чем-нибудь другом. Мужчина мычал, лютая ненависть сочилась из глаз. Он мотал головой, выдавливал зловонную ветошь языком, пришлось прикладывать усилие.

А вокруг этой парочки между тем установилось загадочное молчание. Люди куда-то смотрели.

– Глеб, извини, что приходится тебя отвлекать, – каким-то надтреснутым голосом сказал Никита, – но мне кажется, ты должен это увидеть.

– Да подожди ты… – отмахивался Глеб, борясь с нежеланием доктора наук глотать зловонную тряпку.