Когда вести о случившемся достигли Сергея Николаевича, он тут же принял разумные меры самозащиты. Найдя в Петербурге Губонина, он заставил его в присутствии двух свидетелей подтвердить, что тот сам никогда не верил в достоверность рапорта 1906 года, поскольку вся содержавшаяся в нем информация была им получена со слов преступника и негодяя, работавшего на печального знаменитого корнета Пономарева, агента Охранного отделения, чья попытка подстроить обвинение невинного человека в уголовных преступлениях была разоблачена виленским военным судом93.

Приблизительно в то же время в Военное министерство начали просачиваться новые анонимные обвинения. На этот раз их мишенью был А.А. Поливанов, который, как сообщали подметные письма, на самом деле был самым высокопоставленным в России австро-венгерским шпионом94. Сухомлинов на эти послания отреагировал следующим образом — послал к Поливанову Мясоедова с вопросом, кто, по его мнению, стоит за этими доносами95.

Вероятнее всего эти попытки очернить Поливанова исходили из круга отставного штабс-капитана П.М. Михайлова. Михайлов, выпускник Академии Генерального штаба, пописывавший в газетах штатный агент-провокатор, был человеком столь сомнительных нравственных качеств, что по сравнению с ним все наши герои кажутся образцом честности и личной скромности. В 1909 году Гучков взял Михайлова на должность секретаря думской комиссии по государственной обороне. Это в высшей степени странное назначение можно объяснить лишь тем, что Гучков не знал об ультрареакционных политических убеждениях Михайлова. Михайлов сразу же принялся шпионить за Гучковым и скоро переслал Сухомлинову длинный список армейских офицеров, с которыми лидер октябристов состоял в тайной переписке, в результате чего многие из них оказались внезапно удалены из столицы. Когда Гучков узнал о предательстве своего секретаря и уволил его, Михайлов отплатил ему как публично, так и приватно: он опубликовал статью, где военные познания лидера октябристов подвергались жесткой критике; приватно же Михайлов сочинил сам или спровоцировал появление анонимных обвинений в адрес Гучкова и его ближайших соратников из армейской верхушки. Возможно, Поливанов и Гучков, опасаясь попасть в положение жертвы, решили, не стесняясь в средствах, плести интриги против Сухомлинова. Возможно, они считали Михайлова лишь марионеткой в руках военного министра, однако подтверждений этому нет. Во всяком случае, оба, Поливанов и Гучков, осознавали нависшую над ними опасность, и это ощущение, соединенное с подозрениями о возможной причастности Мясоедова к расследованию обвинения в «шпионаже», сфабрикованного людьми Михайлова, могут объяснить затеянные ими действия.

Их целью было уговорить или вынудить Николая П сместить Сухомлинова и назначить на его место Поливанова. Давление на императора предполагалось оказывать одновременно с двух сторон: склонив остальных министров совместно выступить против Сухомлинова, одновременно мобилизовать образованную публику с требованием отставки военного министра. Разделение труда было очевидно: Поливанов принялся организовывать объединенный фронт министров, Гучков занялся общественным мнением. Для успеха этой двусоставной интриги необходимо было выбрать подходящий момент и точно скоординировать усилия Министерства внутренних дел и прессы. Нападки на Сухомлинова как внутри правительства, так и на страницах газет предполагалось построить вокруг отношений военного министра с подполковником Сергеем Мясоедовым.

Сухомлинов имел привычку, для отдыха от канцелярской столичной рутины, предпринимать поездки по разным губерниям и отдаленным областям империи. Эти инспекционные визиты были весьма часты и длительны, так что зоилы утверждали, будто министр предпринимает их прежде всего ради увеличения собственного жалованья за счет командировочных выплат97. Поливанов и Гучков сообразили, что частые отлучки военного министра из столицы можно использовать к собственной выгоде. В марте 1912 года Сухомлинов в своем личном железнодорожном вагоне отправился инспектировать Туркестан, оставив вместо себя Поливанова. 18 марта канцелярия военного министра зарегистрировала официальное отношение от министра внутренних дел А.А. Макарова. В отсутствие Сухомлинова полученный меморандум был вскрыт и прочитан его заместителем.

Письмо Макарова, датированное 16 марта, представляло собой сокрушительный выпад против Сергея Мясоедова, его честности и надежности. Сообщалось, что после отставки из жандармского корпуса Мясоедов вместе «с неким евреем Фрейдбергом» основал эмиграционную контору, причем «общество это, как и другие эмиграционные конторы, своими злоупотреблениями принесло весьма значительные убытки государству». Оказывается, Мясоедов не просто участвовал в сомнительных делах «Северо-западной русской пароходной компании», но и продолжал оставаться ее представителем после возвращения на государственную службу, что являлось прямым и скандальным нарушением закона. Более того, за всем этим, возможно, таились некие гораздо более темные и ужасные дела — Фрейдберг имел кое-какие весьма сомнительные знакомства. Так, время от времени он общался с неким Йозефом Каценеленбогеном, состоявшим в 1907 году под судом по обвинению в попытке получения иностранного паспорта по подложным документам. Каценеленбоген, в свою очередь, поддерживал деловые отношения с Францем Ланцером, представителем бюро с центральной конторой в Германии, которое занималось в России наймом сезонных сельскохозяйственных рабочих. А Ланцер, докладывал Макаров, являлся тайным агентом германского Генерального штаба97.

Поливанов в своем дневнике записал, что чудовищные разоблачения Макарова его «потрясли»98. Хитрил он тут или нет, однако сделал все необходимое, чтобы эти сведения получили огласку. Он показал письмо В.Н. Коковцову, председателю Совета министров, и Я.Г. Жилинскому, начальнику Генерального штаба. И только после этого, не раньше, он передал письмо тому, кому оно было адресовано, генералу Сухомлинову99.

Сухомлинов вернулся в Петербург в начале апреля, страшно сердитый на Поливанова за то, что тот разгласил подробности, содержавшиеся в меморандуме Макарова. Вызвав Мясоедова, он поставил его в известность об обвинениях Макарова и приказал подготовить объяснение и опровержение. Жандармский полковник был совершенно сражен услышанным: ему случалось быть обвиненным в разных преступлениях и злоупотреблениях, но никогда в измене. Худшее, однако, было еще впереди, грозовые облака над головой злополучного жандарма только начинали сгущаться.

В выпуске «Вечернего времени», популярной петербургской газеты, от 13 апреля была помещена статья без подписи, озаглавленная «Кому поручена в России военная контрразведка?». Статья начиналась с заявления, что будто бы имеются свидетельства, доказывающие, что в последнее время степень проникновения австро-венгерской разведки в военные секреты России значительно возросла. Совпадение ли это, вопрошал автор статьи, что примерно в то же время к центральному аппарату Военного министерства был прикомандирован некий жандармский полковник, получивший должность, связанную с делами разведки? Хотя имя Мясоедова прямо не упоминалось, статья содержала множество подробностей, которые недвусмысленно указывали на то, кто имеется в виду под «неким жандармским полковником»100. На следующий день, 14 апреля, близкое «Вечернему времени» «Новое время» поместило интервью с Гучковым, который поручился за точность всех сведений, сообщенных «Вечерним временем», и подтвердил, что речь там действительно шла о Сергее Николаевиче Мясоедове.