Но до спасительного выхода оставалось ещё добрых сто футов.

Правая стена, казалось, наращивала скорость, тогда как Томас отчаянно желал, чтобы она замедлила движение. До полного закрытия оставались считанные секунды. У них не было ни малейшего шанса выбраться вовремя. Ни малейшего.

Томас обернулся к Ньюту: со своей хромотой тот, как ни напрягался, пробежал только половину пути.

Снова взгляд внутрь Лабиринта, потом на движущуюся стену: осталось несколько футов — и всё кончено.

Минхо споткнулся и растянулся на полу. Нет, никак не успеть! Время вышло. Вот и всё.

Томас слышал крики Ньюта у себя за спиной: «Не смей, Томми! Не смей, чёртов дурак!»

Штыри справа походили на направленные вперёд клинки, они стремились в отверстия слева, как меч в ножны, желая найти отдых на всю ночь. Оглушительный грохот и скрежет захлопывающейся Двери наполняли воздух.

Пять футов. Четыре. Три. Два.

Томас знал, что выбора у него нет. И он сделал шаг. Вперёд. В последнюю секунду проскользнул между соединительными штырями и вступил в Лабиринт.

Стены столкнулись за его спиной, эхо громогласного «бум!» прокатилось по коридорам и отразилось от покрытых плющом стен, превратившись в раскат безумного хохота.

На несколько секунд, казалось Томасу, мир вокруг застыл. После грохота захлопнувшейся Двери наступила мёртвая тишина. Небо окутала завеса тьмы, словно само солнце страшилось того, что скрывал в себе Лабиринт; в сгустившихся сумерках циклопические стены приняли вид громадных склепов на заросшем гигантской травой кладбище для великанов.

Томас прислонился к грубому камню, сам не веря в то, что натворил, и исполнился ужаса перед неизбежными последствиями.

Из состояния прострации его вывел пронзительный крик Алби. Минхо тихо стонал. Томас оттолкнулся от стены и побежал навстречу приютелям.

С неимоверными усилиями Минхо удалось подняться, но выглядел он ужасно, даже в скудном свете сумерек — потный, грязный, всё его тело превратилось в один сплошной синяк. Но у валяющегося на полу Алби вид был ещё хуже: от одежды остались только клочья, руки покрыты ранами и кровоподтёками. Томаса передёрнуло от ужаса. Неужели Алби подвергся атаке гривера?

— Чайник, — прохрипел Минхо, — если ты думаешь, что совершил подвиг, слушай сюда. Ты просто самый-разсамый грёбаный долбанутый грёб, из всех трахнутых на голову трахнутый больше всех. Считай, что ты уже сдох, так же, как и мы.

Томас почувствовал, как вспыхнуло его лицо — он ожидал, по крайней мере, хоть немного признательности.

— Я не мог просто стоять и ничего не делать.

— И что хорошего из этого вышло? — закатил глаза Минхо. — Ну и хрен с тобой, чувак. Нарушай Правило номер один, затягивай петлю на собственной шее, мне до фонаря.

— Не стоит благодарности. Я только пытался помочь. — Томас чувствовал себя так, словно ему только что навешали оплеух.

Минхо горько, принуждённо засмеялся и опустился возле Алби на колени. Томас пристальнее всмотрелся в лежащего на полу вожака и только тогда понял, насколько плохи его дела. Алби, казалось, был на краю смерти. Его обычно тёмная кожа быстро теряла цвет, а дыхание становилось прерывистым и поверхностным.

Томаса охватило отчаяние.

— Что произошло? — спросил он, стараясь не поддаваться гневу.

— Не хочу об этом говорить. — Минхо проверил у Алби пульс и приложил ухо к его груди. — Скажем так: гриверы очень хорошо могут притворяться дохлыми.

Это заявление захватило Томаса врасплох.

— Так его... укусили? Или как там вы говорите — ужалили? И теперь он проходит через Превращение?

— Да, тебе много надо узнать, — вот и всё, что ответил Минхо.

Томас чуть не взвыл. Он и так знал, что ему много надо узнать — потому и задавал свои бесконечные вопросы.

— Он умрёт? — заставил он себя задать очередной вопрос, содрогнувшись от того, как бесстрастно он прозвучал.

— Поскольку нам не удалось вернуться до заката — наверняка. Может, даже через час-другой — я не знаю, сколько это занимает времени, когда ты не получаешь сыворотки. Мы с тобой тоже отдадим концы, так что сильно не горюй по Алби. Будь покоен, мы все скоро будем покойниками. — Бегун говорил таким будничным тоном, что до Томаса не сразу дошёл смысл сказанного.

Но вскоре он начал осознавать мрачную реальность происходящего.

— Мы действительно все умрём? — спросил он, не в силах поверить в это. — Говоришь, у нас нет ни одного шанса?

— Ни единого.

Пессимизм Минхо разозлил Томаса.

— А, брось! Должно же быть что-нибудь, что мы можем сделать! Сколько гриверов нагрянут по нашу душу? — Он заглянул в коридор, ведущий вглубь Лабиринта, словно ожидая, что чудовища появятся, стоит только назвать их по имени.

— Не знаю.

В мозгу Томаса вспыхнула мысль, давшая ему некоторую надежду.

— Но... А как же Бен? И Гэлли, и другие, которых ужалили, но они выжили?

Минхо бросил на него взгляд, красноречиво говоривший, что у его собеседника мозгов не больше, чем у коровьего плюка.

— Ты что, не слышал меня? Они все вернулись до заката, дебил. Вернулись и получили сыворотку.

Томас подивился, что это за сыворотка такая, но у него было слишком много других, более важных вопросов.

— Я думал, гриверы выходят только по ночам.

— Индюк тоже думал. Они всегда выходят по ночам. Но это не значит, что они не показываются и днём.

Минхо, похоже, овладела полная безнадёжность. Томас не желал ей поддаваться — он не собирался сложить лапки и умереть.

— А кто-нибудь когда-нибудь оставался в Лабиринте ночью и при этом не погибал?

— Никогда.

Томас нахмурился — ну хоть бы малейший проблеск надежды!

— Тогда... сколько погибло?

Минхо уставился в пол, опершись одним локтем о колено. Он был крайне измотан и почти в шоковом состоянии.

— По крайней мере, двенадцать человек. Ты же вроде был на кладбище?

— Был.

«Так вот как они умерли», — подумал Томас.

— Собственно, там похоронены те, кого мы сподобились найти. А сколько тех, кого не нашли... — Минхо махнул рукой в сторону запечатанного входа в Приют. — Недаром это проклятое кладбище спрятано глубоко в лесу. Мало радости, если тебе каждый день будут колоть глаза твоими погибшими друзьями.

Минхо встал, подхватил Алби за руки и кивнул на его ноги:

— Берись за эти вонючие костыли. Давай оттащим его к Двери. Так у них будет наутро хотя бы одно тело.