— Эй, посмотри-ка, — воскликнул он, довольный собой, поскольку напрочь забыл о диковинном предмете. — Кажется, у нас осталось кое-что на память о нашем мальчике-рыбе.

— Разве ты не обещал вернуть ему эту штуку? — спросил Брукинс.

— Слово, данное рыбе, не считается, — рассмеялся Куэйл. — Я им каждый день что-нибудь обещаю, чтобы заманить в сети. И никогда не выполняю своих обещаний. Кроме того, даже если мы сейчас повернем обратно, вряд ли мы кого-нибудь застанем, цирк наверняка уже снялся с места. — Он принялся вертеть диск в руках, любуясь бликами на его поверхности.

— А они сказали, куда поедут дальше?

Куэйл задумался, пытаясь вспомнить, а потом кивнул.

— В Сорболд.

Большую часть пути они проехали в привычном молчании, Куэйл придумывал, как бы потратить деньги, а Брукинс пытался забыть, как они их получили.

Фарон проснулся, лежа в прохладной воде, и заморгал; в палатке было темно.

Он смог разглядеть лишь едва различимые тени сквозь тусклое стекло огромного чана, в котором находился. Он легко всплыл на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и ударился головой о брезент, натянутый над и вокруг его новой темницы.

Он попытался сообразить, как здесь оказался, но картинки в его ограниченном мозгу были туманными и причиняли острую боль. Фарон смутно помнил, как его вытащили из фургона и положили на какие-то носилки, как он испугался, что утонет, когда его засунули в чан с водой, но все остальное было покрыто мраком.

Некоторое время он беспомощно бился в стекло, потом попытался сдвинуть своими жалкими руками брезент, но вскоре отказался от попыток выбраться. По крайней мере он был защищен от лучей палящего солнца и находился в пресной воде.

Подумав о соленой воде, Фарон загрустил. Последний раз он разговаривал со своим отцом на борту корабля. Отец был страшно зол, он ушел на берег и больше не вернулся. Фарон видел, как он прошел сквозь диск Смерти и скрылся в глубокой пропасти, ибо лорд Роуэн, Ил Анголор, не впустил его в царство вечного мира. Смерть отца разбила сердце Фарона, и в нем поселилась бесконечная печаль.

А затем налетела волна, ознаменовавшая собой переход его отца в Подземный Мир.

Фарон находился в темной тюрьме, в резервуаре с сияющей зеленой водой, когда в борт корабля ударила волна. За несколько секунд до этого он услышал крики, но не имел ни малейшего представления о том, что происходит наверху, потом корабль накренился, вода из резервуара пролилась, а его прижало к переборке. Фарон потерял сознание и пришел в себя в море, окруженный обломками, и рядом не было ни одного живого существа.

Его долго носило по волнам, и он страдал от жалящей нежную кожу соленой воды и грохота волн, пока его, потерявшего сознание, не выбросило на берег, где он угодил в руки рыбаков.

Полог палатки сдвинулся в сторону, и внутрь пролился свет. Фарон поморщился.

Полная женщина, одетая в несколько рваных платьев, грязных передников и засаленных нижних юбок скользнула внутрь, держа в руках с длинными острыми ногтями поднос. Она шла босиком, ее плоские, покрытые мозолями ступни, были раза в два больше обычных и торчали под диковинными углами. Пальцы соединялись друг с другом перепонками, точно у лягушки.

Она подошла к чану и заглянула внутрь. Сердито расплескивая воду, Фарон бросился к дальней стенке. Женщина растянула губы в улыбке, и Фарон заметил, что у нее практически нет зубов, а те, что остались, были черными и сломанными.

— Проснулся! Эй, дружочек, как же Салли рада, что тебе лучше!

Женщина поставила поднос на земляной пол и ласково защелкала языком.

— Ну-ну, малыш, не боись. Старая Салли тебя не обидит.

Она развязала узел на цепи, которая удерживала брезент над чаном, и сбросила его на пол.

Фарон в испуге поднял руки и зашипел на старуху. Она даже не поморщилась, лишь скрестила руки на груди и с нежностью посмотрела на новичка.

— Ну-ка, перестань безобразить, крошка мой миленький. Тебе нечего бояться. Кушать хочешь?

Фарон прищурил тусклые глаза, искоса посмотрел на нее и осторожно кивнул.

— Бедняжечка. Я принесла тебе рыбки, живехонькая. Подойдет?

В глазах Фарона появилась смесь волнения и голода. Женщина захихикала, затем сняла с подноса тряпку, и Фарон увидел миску с золотыми рыбками. Она поднесла ее к лицу Фарона, у которого тут же потекла слюна, и он принялся жалобно постанывать от предвкушения. Тогда женщина неуловимым движением нацепила одну рыбешку на длинный ноготь и протянула ее над водой Фарону.

— Ну вот, мой красавчик, мой сладенький, — шептала она, — давай покушай.

Фарон несколько секунд плавал в дальней части чана, но голод очень быстро победил подозрительность, и он осторожно приблизился к старухе. Он потянулся вперед губами и, дрожа от восторга, слизнул трепещущую рыбешку с ногтя женщины. Она тут же провалилась в его желудок, который не знал, что такое сытость, с тех самых пор, как разбился корабль.

Снаружи послышались голоса, мимо прошли двое мужчин.

— Ты не видел Утконожку Салли? Хозяин ее ищет.

— Она пошла покормить новенького.

Полог палатки снова сдвинулся в сторону, и Фарон, дрожа, шарахнулся от света. Утконожка Салли окинула вошедшего хмурым взглядом.

— Салли…

— Я слыхала. Пусть подождет. Я кормлю новенького, — сердито заявила она.

Потом она снова повернулась к Фарону, и на лице у нее расцвела беззубая улыбка.

— Извини, красавчик, иди сюда. Вот тебе еще рыбка.

Она нацепила вторую рыбешку и протянула ее Фарону.

Немного поколебавшись, он подплыл к ней и позволил себя покормить. Казалось, она не обращает ни малейшего внимания на прикосновения его губ, на самом же деле ей нравилось наблюдать за тем, как извивающиеся рыбки исчезают у него во рту. Она тихонько разговаривала с Фароном, то и дело принимаясь повторять нежные словечки, точно мать ребенку.

После стольких дней мучений на море и страданий на земле ее доброта показалась ему самым лучшим, что было в его жизни, и тут он вспомнил своего отца, который заботился о нем и иногда бывал с ним ласков, хотя порой у него случались приступы жестокости и ярости. И тогда Фарона пронзила такая беспричинная боль, какой до сих пор ему переживать не доводилось. Не в силах с ней справиться, он почти по-человечески всхлипнул, и из одного его тусклого глаза выкатилась слеза и поползла по сморщенной щеке.

Улыбка на лице Утконожки Салли тут же сменилась выражением сочувствия.

— Ну-ну, — быстро проговорила она и, поставив на пол пустую миску, повернулась к плачущему Фарону. — Что случилось, миленький? Старая Салли с тобой, она никому не даст тебя обидеть. — Она протянула руку и медленно сжала ее в кулак, спрятав свои острые когти, чтобы не оцарапать Фарона, а потом осторожно, очень ласково, костяшками пальцев вытерла с его щеки слезинку. — Не плачь, малыш, не плачь, мой хорошенький.