Он почистил зубы зубной нитью, а затем щеткой. Подстриг ногти. Надел новый спортивный пиджак от Армани. В двенадцать тридцать он вышел из квартиры. В двенадцать тридцать семь он прибыл по указанному адресу. Оставалось убить двадцать три минуты.

Дом находился в престижном районе с системой безопасности, предупреждавшей жителей о подозрительных людях, болтающихся поблизости. Он подумал, что лучше подождать в машине, припарковав ее на улице, обсаженной деревьями, где он не так бросался бы в глаза.

Но вместо этого он повернул в узкий переулок и подъехал к дому сзади, где располагалась крытая парковка и аккуратный двор в тени двух древних сикомор. От соседей с обеих сторон участок был отделен забором.

В этом старом районе люди покупали дома, чтобы либо сровнять их с землей, а на ценных участках построить новые, либо полностью реставрировать их. Грифф подумал, что это один из перестроенных домов — по всей видимости, бывший гараж был превращен в комнату. Но все было сделано добротно, и дом сохранил свою индивидуальность и очарование.

Грифф купил красную «Хонду» у Уайта Тернера. Конечно, это не та машина, которую ему хотелось бы иметь, но с ней не было никаких проблем, и он подумал, что выложить наличные за бросающуюся в глаза новую машину — после того, как он раскошелился на двухэтажную квартиру, — значило дразнить своего инспектора по надзору, налоговую службу и ФБР. Даже адвокат с подозрением посмотрел на него, когда Грифф спросил, сколько он хочет за машину, а затем отсчитал нужное количество стодолларовых банкнот. Тернер не стал спрашивать, откуда у него наличные. Сам Грифф тоже ничего не объяснял.

Теперь он не стал глушить мотор «Хонды», чтобы кондиционер продолжал работать. Он барабанил пальцами по рулю и вполголоса подпевал мелодии в стиле кантри, доносившейся из радиоприемника. Этот певец пел национальный гимн перед одной из домашних игр «Ковбоев», а затем по приглашению владельца клуба смотрел все четыре периода со скамейки запасных.

После легкой победы над «Тампа Бэй» он попросил у Гриффа автограф. Этот парень был восходящей звездой. Он получил несколько наград «Грэмми», но смущался, запинался, заикался и с благоговением смотрел на Гриффа, протягивая ему программку и ручку.

Сегодня этот певец не удосужился бы помочиться на Гриффа, если бы тот горел.

Сквозь музыку и собственное мурлыканье он услышал, как подъехала ее машина. Он заглушил «Хонду», набрал полную грудь воздуха и вышел.

Он прошел по подъездной дорожке вдоль западной стороны дома и оказался позади Лауры на маленьком крыльце, когда она отпирала входную дверь. Почувствовав его присутствие, Лаура обернулась и испуганно вздрогнула.

— О!

— Привет.

— Я не видела, что вы уже здесь.

— Я припарковался вон там.

— О, — повторила Лаура, затем поспешно отперла входную дверь и первой вошла в дом. Он закрыла дверь, едва он переступил порог. Небольшая прихожая вела в гостиную. Широкие окна были закрыты решетчатыми ставнями, и в комнате сохранялся полумрак. Она была почти квадратной, с маленьким камином в центре одной из стен, полом из древесины лиственных пород и стандартным набором мебели.

Лаура сбросила с плеча ремень сумочки и прижала ее к груди, как будто боясь, что Грифф может вырвать ее.

— Я думала, что приду первой.

— Я живу неподалеку.

— Понятно.

— Пару миль. Я добрался быстрее, чем рассчитывал.

— Долго ждали?

— Не очень. Вы не опоздали. Как раз вовремя.

Пока длился этот отрывистый разговор, Лаура отрегулировала термостат на стене. Из вентиляционных отверстий пошел прохладный воздух. Грифф облегченно вздохнул. Он начал потеть. Ему хотелось снять спортивный пиджак, но он боялся, что она воспримет это как намек. Он понятия не имел, как все это будет проходить, и поэтому решил, что станет подчиняться ей, даже если для этого придется немного вспотеть.

На ней был деловой костюм. Черного цвета, но из легкой летней ткани. Наверное, хлопок, подумал он. Юбка доходила до колен, жакет плотно обхватывал талию. Под жакетом был бледно-розовый топик, складками собранный на груди и выглядевший довольно мягким. Немного драгоценностей, как и раньше. Черные босоножки на высоких каблуках. Ногти на ногах были покрыты перламутровым лаком цвета слоновой кости.

Все это он заметил, когда поднимался вслед за ней на крыльцо. Теперь он не осмеливался разглядывать ее, потому что она напоминала натянутую струну, максимально собранная и деловая. На лбу у нее словно красовалась надпись «НЕ ТРОГАТЬ».

— Здесь есть журналы, — она указала на шкаф в углу. — И телевизор с… с видео. — Они одновременно посмотрели на шкаф, а затем друг на друга.

— Понятно, — сказал он.

— Дайте мне несколько минут. Потом, когда будете готовы, найдете меня в спальне.

С этими словами она пересекла гостиную, вошла в комнату, находившуюся в дальнем конце, и закрыла за собой дверь.

Теперь, по крайней мере, он понял, как все это будет происходить. Как у дикобразов.

Он снял спортивный пиджак, сложил его и бросил на спинку стула. Потом подошел к шкафу и открыл дверцы. Там был настоящий клад порнографии. Он просмотрел стопку журналов. Все, что угодно. На любой вкус. И такая же подборка видеокассет.

Интересно, кто все это здесь собрал, подумал он. Фостер? Она? Почему-то у него не получалось представить, как они приходят в видеосалон порнографических фильмов и читают названия, подыскивая то, что его заведет: «Как ты думаешь, дорогая, что он любит? «Близняшек» или «Еврокуколку»?»

Может, они поручили это Мануэло? Один из журналов был на испанском. Может, Мануэло любит порно. Может, это объясняет его невыразительную улыбку.

Грифф понял, что означают его размышления: он тянул время.

Он прошел на кухню в задней части дома. В холодильнике стояли бутылки с водой и упаковка диетической колы. Он взял бутылку воды, скрутил крышку и отпил немного по дороге в гараж, который был превращен в солярий, хотя через закрытые жалюзи внутрь проникало не так уж много света. Дом был наглухо запечатан, как и миссис Спикмен.

Грифф вернулся в гостиную и сел на диван лицом к шкафу. Затем он снял туфли, пошевелил пальцами и попытался убедить себя, что он спокоен и расслаблен. Он вновь перебрал журналы, но снимки на глянцевых обложках никак на него не подействовали. Решив, что собственное воображение лучше, он отложил журналы, вытащил подол рубашки и расстегнул джинсы.

Откинувшись на диванные подушки, он закрыл глаза и стал вспоминать вечер, который он провел с Маршей. Но эротические сцены постоянно заслонялись образами Марши на больничной койке, как будто вынесенной с поля боя.

Черт!

Чтобы не потерять уже достигнутого, он вспоминал, о чем еще можно подумать, чтобы поддерживать возбуждение. Что не так давно будило его фантазию или хотя бы вызывало любопытство? Мысленные поиски заняли несколько секунд, но это было то, что надо.