МОИ СЕМЕННИКИ будут без устали наполнять наслаждением тело вождя африканского племени Лемба.

МОИ ГЛАЗА дадут свет глазам слепого, и через них я увижу мир таким, каким не видел его никогда раньше.

Все не так уж и плохо.

А если что не так – ПРОСТИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА!

Всеми забытый Год лежал в жухлой придорожной траве. Когда-то, на бесконечном пути из Прошлого в Будущее, Время обронило его и, не заметив пропажи, пошло дальше.

Ничего удивительного, таких Годов у Времени было бесконечное множество. Было время, когда Время вообще не измеряло себя годами, и было право – глупо подсчитывать Бесконечность, это вам любой математик скажет. И если потом Время стало дробить себя на Годы и присваивать каждому Году Номер-Имя, то сделало это исключительно ради людей, чтоб внести в их бессмысленную, с точки зрения Бесконечного Времени, жизнь, хоть какой-нибудь порядок.

Потерянный Год, получивший при рождении Имя-Номер, честно и до последней секунды прожил весь отпущенный ему срок, сделав триста шестьдесят пять плюс один лишний оборот вокруг Солнца. Да, ему повезло родиться Високосным, но теперь, лежа в придорожной пыли, он с грустью думал, что эта «исключительность» не помогла ему оставить интересный людям след в истории. В их представлении он был скучным Годом.

За все триста шестьдесят пять плюс один отпущенный ему день не случилось ни одной войны; не было наводнений и землетрясений; пандемия инфлюэнции не унесла ни одной человеческой жизни; в пустыне Сахара выпал дождь, и она покрылась зеленым ковром трав, что случается не каждое столетие; обильный урожай вселил надежду на лучшее будущее людям, и даже самые ненасытные звери насытились.

Но особенно Потерянный Год гордился тем, что люди, прожившие его, чаще радовались рождению детей, чем оплакивали потерю близких. – Одного этого вполне достаточно, – печально думал он, лежа в траве, – чтоб его часто вспоминали и приводили в пример другим, менее заслуживающим внимания Годам.

Он никак не мог понять, почему люди, поколение за поколением, с мазохистским упорством ковыряются в событиях самых страшных лет своей истории и называют их «героическими» единственно с целью доказать, что бессмысленно растраченные миллионы жизней на самом деле способствовали прогрессу.

Целые армии летописцев, историков, археологов и архивистов изучают годы безумств. Разбирают дни на часы, часы раскладывают на минуты и секунды, чтоб случайно не упустить мельчайших подробностей несчастий, которые сами же и обрушили на себя.

Откройте любой учебник истории, там таких «героических» лет предостаточно. Их помнят. Ими гордятся, ставят памятники! И не дай Бог, какой-нибудь нерадивый школяр забудет, сколько тысяч несчастных погибли при Фермопилах или Ватерлоо – сразу получит линейкой по пальцам.

А Год, подаривший людям триста шестьдесят пять (плюс один) счастливый день, Время, спеша в Будущее, потеряло по дороге. И люди забыли его.

Лежа в придорожной пыли и видя, как мимо проносятся его более удачливые собратья, Потерянный Год не очень завидовал им: «Зато в мое Время не случилось подлости…», – утешал себя он. Единственное, что его беспокоило, это нечестные историки. По неграмотности или, того хуже, из корысти они частенько смещают и сталкивают лбами события разных лет.

И уж совсем Потерянный год огорчился, когда какой-то нечистый пером писака возвел напраслину, приписав ему войну, случившуюся совсем в другой год.

Поначалу, оказавшись в центре очень громкой дискуссии, он испытал некое чувство тщеславия – наконец о нем хоть как-то вспомнили! Но когда оппонент назвал причиной начала военных действий его високосное происхождению и случившееся при нем полное солнечное затмение, Потерянный Год испытал ужас.

Возникла путаница, в результате чего историки двух соседних стран прямо на кафедре стали доказывать истину кулачными аргументами… Могли и пушки заговорить, не найдись вовремя пожелтевший пергамент, на котором добросовестный монах описал события с такой точностью, что все обвинения с Потерянного Года были сняты.

Полное затмение действительно случилось на двести двадцать третьем дне полета Потерянного Года вокруг солнца, и стало для него полной неожиданностью. Первыми затмение почувствовали и забеспокоились птицы, обитавшие в кустах вдоль дороги. С тревожными криками они сначала взлетели тесной стайкой в небо и неожиданно исчезли. Где-то, совсем не ко времени, коротко взвыл и замолк одинокий волк. Мелкие зверушки, суетливо прошуршав по траве, спрятались в норах. А трудяги-муравьи, побросав ношу, поспешили в середине дня к муравейнику. Потерянный Год с изумлением наблюдал, как его друг, Главный Привратник Муравейника, наглухо запечатал свежим комком навоза вход в муравейник. Небо посерело. Все звуки исчезли. Даже тончайший звон, без которого не бывает тишины, пропал куда-то.

– Неужели, – подумал Год, – зверье напугала тень легкого облачка, набежавшая на полуденное солнце?

Но когда тень сгустилась, а чистый диск солнца стал обретать форму полумесяца, в генетической памяти Потерянного Года всплыли затмения и связанные с ними события, случившиеся во времена его предков. Он с любопытством наблюдал, как Луна медленно «съедает» Солнце, и когда Земля погрузилась в тишину полного затмения, из которой исчез даже тонкий звон, без которого не бывает тишины, Потерянный Год услышал два слова…

В одно мгновенье они заполнили все пространство земной атмосферы. Вошли по бесчисленным звериным норам, муравьиным ходам и трещинам, промытым водами, в тело земли. Достигли раскаленного железного ядра, самого его центра, и вернулись назад угасающим эхом в полуденный мрак затмения.

Когда стих последний звук произнесенных слов, черный диск Луны соскользнул с пылающего Солнца. В тишину уходящего затмения вернулся тонкий звон, свет, а с ним и все звуки летнего дня. Небо снова наполнилось шелестом крыльев птиц и насекомых, на землю вернулось всякое зверье, муравьи нашли брошенные ноши и потащили их в норы, а люди, не расслышав пришедшие из космоса слова, побросали закопченные стеклышки, через которые наблюдали редкое зрелище, и вернулись, как ни в чем не бывало, к каждодневным заботам.

Люди не поняли или не захотели понять, что Провидение специально поместило Луну между Землей и Солнцем, чтоб они, в абсолютной тишине затмения, могли хорошо услышать обращенные к ним слова. Но тогда люди не услышали их, или услышали и не обратили на них внимания. За короткую жизнь через их уши проходят миллионы пустых слов. Впустил-выпустил, впустил-выпустил… Но те два слова не были пустыми. Они не могли бесследно проскочить через их дырявые уши.

А может, ничего этого не было? Может, голос ему только послышался? В тишине такое случается. Ведь на самом деле тишина – вовсе не тишина. Если мы чего-то не слышим, это не значит, что ничего нет. Настоящая тишина просто набита звуками. И самые важные звуки приходят именно из тишины. Особенно если это абсолютная тишина полного солнечного затмения. Думаете, Моцарт сам придумывал музыку? Ерунда! Он просто умел выслушать из тишины звуки своих симфоний. Будь это не так, он бы назвал «Волшебную флейту» не «волшебной», а «Моя флейта»! И «Божественная комедия» Данте – вовсе не его. Он это хорошо знал, и как порядочный человек назвал имя истинного автора – «Божественная».