показалась знакомой; хотя я не сообразил, где и когда её слышал. После уличного полумрака от яркого света на глаза навернулись слёзы. Я заморгал, привыкая к освещению. Не сразу заметил рванувшего к нам стройного черноусого мужчину в костюме официанта, с галстуком бабочкой у воротника. Тот поднял руки, выставил перед собой ладони.

— Простите, граждане, мест нет, — сказал он.

Стал у нас на пути, загородил проход в зал.

Пашка и Слава остановились.

Замер рядом с ними и я.

Моргал, рассматривал просторный зал, заполненный нарядными людьми, заставленный сверкавшими белизной скатертей столами. «Столпотворение», — отметил я. Похожие толпы наблюдал в девяностых годах на городских рынках и на молодёжных дискотеках, где люди наступали друг другу на ноги и тёрлись друг о друга бёдрами. Да и шум стоял похожий: мужские и женские голоса здесь, как и там, силились перекричать соседей по столу и громкую музыку. Мне показалось, что гулявшие сейчас в ресторане люди уже встречали Новый год — на несколько дней раньше, чем большинство жителей СССР. В зале блестела мишура, позвякивала посуда, звучали тосты.

— Я же говорил, — сказал Могильный.

— Спокойно, — произнёс Слава.

Аверин выпятил нижнюю челюсть, распрямил спину. Поправил шапку, стряхнул с пальто подтаявшие снежинки. Решительно шагнул к усатому — словно маршировал по плацу. На простого студента он сейчас не походил — больше на солдата (всё же строевая подготовка позволяла визуально отличать военных людей от гражданских, даже когда первые маскировались под вторых). Вячеслав состроил грозную мину, смерил работника ресторана строгим взглядом (явно копировал мимику какого-то из своих бывших командиров). Постучал пальцем по красной повязке на своём рукаве.

— Народная дружина, — сказал он. — Поступил сигнал. Пришли с проверкой.

Замолчал, будто полагал, что выдал работнику ресторана даже больше информации, чем следовало. Прижал руку к пояснице — в том месте, где под пальто могла скрываться кобура. Прожигал взглядом переносицу украшенного чёрной бабочкой мужчины.

— Какой сигнал? — спросил усатый. — У нас всё нормально. Мы никого не вызывали.

Говорил он вежливо, но уверенно.

— Сигнал поступил не от вас, — заявил Слава. — Нужно проверить. Не задерживайте.

Раньше не замечал у Аверина актёрских способностей — но сейчас даже в моих глазах Славка выглядел настоящим представителем закона «при исполнении». Я невольно подумал, что горный инженер из старосты получится средний. А вот в Комитете государственной безопасности он быстро бы пошёл расти в чинах.

— Что проверить? — уже не столь уверенно спросил усатый.

Аверин вынул из кармана удостоверение. Но не показал его работнику ресторана — постучал корочкой по своей ладони. Словно раздумывал: дать «халдею» по морде, или достать наган.

— Нужно, — сказал он.

Работник ресторана нахмурился…

И вдруг задержался взглядом за мой рукав.

— Втроём? — спросил он.

Аверин проследил направление его взгляда.

— Коллеги, подождите меня на улице, — сказал нам Слава. — Я один проверю. Если сигнал подтвердится — вызывайте милицейский наряд. С собаками!

Усатый приподнял брови.

— С какими собаками? — спросил он.

На Пашкином лице отразился похожий вопрос, но Могильный промолчал.

Я с интересом наблюдал за отголосками внутренней борьбы должностных инструкций и гражданского долга, что отражались на лице работника ресторана. Испуга в глазах усатого не увидел. Тот не чувствовал себя в чем-либо виноватым. Но он пытался сообразить, за чем мог не уследить.

— Один заходит и проверяет… сигнал, — произнёс, наконец, мужчина. — Остальные ждут снаружи.

— Я отмечу в отчёте ваше желание сотрудничать, — дежурно пообещал Аверин.

Усатый кивнул, посторонился.

Слава прошёл мимо него в зал — походкой грозного блюстителя порядка.

Мы с Могильным повернулись к веселью спиной и вышли на холод.

* * *

— Куда пошёл Слава? — спросил я.

Игра парней в таинственность меня нервировала.

— Скоро узнаешь, — сказал Могильный.

* * *

Мы с Пашей отошли от двери ресторана на два десятка метров. Остановились на краю созданного фонарём островка света. Скрипели снегом — пританцовывали на холоде. Стряхивали с одежды снежинки, тёплым дыханием отогревали свои озябшие пальцы. Заснеженная улица навевала нам воспоминания. Мне вспоминалось моё житьё в Череповце и два года, проведённые в Костомукше (вот где снега зимой всегда было много). О чем размышлял Павел, я мог только догадываться (о женщинах, конечно же — от каких других мыслей на лице молодого парня могла появиться вот такая мечтательная улыбка?).

Дважды у нас пытались «стрельнуть» папироску (даже ночью около ресторана прохаживались люди) — не подозрительные личности, а вполне приличные на вид советские граждане. То и дело к ресторану подъезжали автомобили с «шашечками» — увозили-привозили клиентов. На наших глазах в «Заречье» ввалилась шумная компания. Мы с Могильным переглянулись, усмехнулись — предвкушали, как опоздавших на начало веселья мужчин и женщин выставят на холод. Но те не вернулась на мороз, как я ожидал. Из-за чего я заподозрил наличие в ресторане некоего «фейсконтроля». Или же вход туда сегодня был платным — неофициально.

Паша посматривал на часы. Со стороны казалось, что он явился на свидание: одетый в костюм, румяный, с мечтательной улыбкой на лице. Для полного соответствия образу ему недоставало лишь букета цветов. Но в декабре с цветами дела в Зареченске обстояли, мягко говоря, «не очень». Пашка утверждал, что можно было «достать» гвоздики, но цены на них, как он говорил, «кусались». Сам он цветы зимой Фролович не дарил — предпочитал «ставить гирьки на чаши её весов» при помощи конфет и билетов в кино. «Двадцать минут у нас точно есть», — вспомнил я произнесённые им недавно слова, поинтересовался у Могильного, чего мы ждём.

— Славу, кого же ещё, — ответил Пашка.

— А зачем он пошёл в ресторан?

— На разведку.

— А…

— Без трёх минут уже, — перебил меня Могильный. — Что-то он задерживается. Небось, музыку там слушает. Или с дамочками выплясывает. Видел, какие там уже все… весёлые?

Паша покачал головой.

— Нет, сегодня точно не мой день, — сказал он. — Только напрасно французскую туалетную воду перевёл. А там каждая капля знаешь, сколько стоит? На те деньги можно было бы флакон обычного одеколона купить!

— Думал, нас в ресторане дожидаются Фролович и Пимочкина, — признался я. — Решил, что вы меня сюда выманили, чтобы «проводить старый год».

Могильный ухмыльнулся.

— Ну, ты даёшь, Сашок! — сказал он. — Ты цены-то в «Заречье» видел? С нашей