Он пробовал читать книги о душевных болезнях, но не успевал одолеть и четверти тома, как его охватывало беспокойство, будто по телу начинали бегать букашки. В газетах иногда появлялись статьи о новых науках – о том, что люди произошли от обезьян или рыб, что миром правит случайность или необходимость и что поведение людей определяется соображениями пользы, а об остальном говорить просто бессмысленно.

«А вот Оскар любил болтать попусту», – мысленно возражал Абель. Он скучал по брату, который давно уже не спал с ним в одной комнате. Но воспоминания об их совместных играх, борьбе и беге наперегонки, плавании и гребле доставляли Абелю немалое облегчение. Той весной, когда Абелю исполнилось семнадцать, он часто спускался к берегу, где стоял «Триумф», и смотрел на воду, держа кисть в руке, ни о чем не думая, просто представляя себе совместные с братом морские прогулки и глупые разговоры.

Возможно, смысл в словах Оскара все же был. Но брат, в отличие от отца, не утруждал себя поисками истины. Он просто плавал в ней, как рыба в воде, или летал, как птица в небе. А ведь истина и живопись в конечном итоге – одно и то же.

Именно за это отец и не любил новую живопись. «Они больше не верят в божественность природы! Они хотят победить истину, но что они могут предложить взамен, кроме своего ничтожного «я»? – В уголках рта появлялись горестные складки. – Новая живопись! Они считают себя свободными, но что такое свобода?» Отбросив в сторону этюдник, отец подходил к окну. Он огорчался.

«Если Бога нет, человек смотрится в ландшафт, как в зеркало. Холмы и поля, реки и деревья и даже лица людей отражают самого художника. Вот что такое «новая живопись». Немыслимое кощунство!»

Его мало волнуют сутаны и весь священнический чин, объяснял Сульт Абелю на пальцах. Но если Бога нет, все наше существование – тюрьма, и люди скоро это поймут. И природа в этом случае – зеркало, которое остается только разбить. Глухонемого беспокоило, что за этим последует. Он думал о будущем человечества.

Несмотря на это, Абелю было трудно следовать за отцом. Как ни умерял свой гнев Сульт, горестные складки в уголках рта выдавали его с головой.

Что бы ни говорил глухонемой, устами его словно вещал злобный демон, требовавший от Абеля одного: отказаться от собственного «я» – примерно это и делал Абель из опасения причинить отцу боль. Но разве не сказано, что Господь создал мир, чтобы отдать его во владение человеку, тому самому человеку, которого в данном случае следовало уничтожить? И как можно было писать после всего этого?

Картина складывалась чрезвычайно запутанная и безрадостная. Гнев глухонемого не просто парализовал волю Абеля, он лишал бытие всякого смысла. Абель больше не был таким свободным, как прежде, он потерял способность радоваться и чувствовал себя жалким, беспомощным человечком, скорчившимся под бременем жизненных тягот.

Теперь он хотел бы, чтобы Бога не существовало.

Между тем была весна, и юноша стоял в зарослях крапивы на берегу Клары. И мысли, которых он так старательно избегал, настигли его снова.

В то время Абель уже учился в школе искусств.

Он впитывал в себя многоцветье мира, позволяя краскам играть, как им заблагорассудится. «Триумф» ждал спуска на воду. Не хватало только, чтобы откуда-нибудь из-за стапелей вынырнул Оскар, со своей издевательской ухмылкой и трубочкой в руке. Первым делом Абель спросил бы брата о смысле жизни. Сейчас Абелю казалось, что ответ имел бы для него решающее значение. Только бы представилась возможность задать ему этот вопрос. Оскар, по своему обыкновению, где-то пропадал.

Вот и сегодня Абель никак не мог его дождаться. Темнело. Абель уже промывал кисть. Его мучили сомнения, и на душе было отвратительно. Абель думал, что не создан для искусства, потому что художник должен идти своим путем, невзирая ни на какие препятствия. Чего ждать от человека, который не может справиться с самим собой? Вот глухонемой, к примеру, сумел победить собственную природу и стал писать, несмотря на увечье.

Он сумел обратить свой недостаток в преимущество. А его сын отвратителен сам себе и презирает себя даже за эти мысли, явно свидетельствующие о душевном заболевании. Он жалкий сумасшедший.

Больше всего на свете Абель хотел бы быть таким, как его брат.

Тем летом они не часто виделись. Где же пропадал Оскар?

Весной с Оскаром произошло нечто в высшей степени странное: он поступил в военно-морское училище.

Этот поступок совершенно не согласовывался с его планами. Оскар хотел проворачивать дела, богатеть и быть свободным. То, что произошло, можно назвать отклонением от курса. Не знаю, что стало причиной, – не то фальшивый вексель, не то поддельная подпись на какой-то бумаге. Долгое время Оскар приносил домой деньги, и Анна принимала их от него без лишних вопросов. Оказавшись в неприятной ситуации, он был вынужден открыться матери. Та поначалу возмутилась, словно ей нанесли удар исподтишка. А потом вместе с Сультом отправилась в Сёдер, и они вскарабкались в гору, к Старине, как и раньше, когда нужно было спросить совета. Старина не колебался ни минуты: Оскар должен поступить в военно-морское училище. Там из него сделают человека.

На эту тему было много споров и разговоров на повышенных тонах. Оскар не соглашался ни в какую. Но ничего не помогало – и он отправился в казармы. Даже Анна выступила против него, забыв о ссуженных ей суммах. Она попрекала сына безответственностью, называла скрягой. Дед ударил кулаком по столу: Оскару придется подчиниться, иначе он не выпутается из всей этой истории, в которой, кстати сказать, выглядел скорее невинной жертвой, чем мошенником.

Он сделал так, как хотел дед. Ко всему прочему в дальнейшем он рассчитывал на финансовую поддержку Старины.

А что же Сульт? Молча вздыхал и отворачивался. Деньги, аферы, векселя были ему настолько отвратительны, что он предпочел бы вовсе о них не знать. Сульт казался обиженным, Оскар глубоко его оскорбил. Но в военно-морское училище все-таки поступил, не в последнюю очередь благодаря связям Старины.

Сейчас Оскар находился в увольнении и вместе с приятелями день-деньской слонялся по городу.

Они носили легкие летние костюмы. Кое-кто попыхивал сигарой. На деревьях уже лопнули почки. В прибрежных водах между островами мелькали белые паруса. Лязгали якорные цепи. По улицам разливался запах свежей зелени и лошадиного помета. Солнце припекало. Город всплыл на своих водах и благоухал, словно омытое первым дождем вешнее деревце.

По обочинам улиц уже зеленели липы и клены. В южных пригородах запахло бузиной. В охотничьих угодьях Юргордена распустились почки на дубах и буках. Молодым людям нравились эти места. Они подолгу сидели на скамейке под раскидистым дубом и говорили о будущем. Ветер шелестел в свежей листве, и на мальчишеских лицах играли нежные тени.

Каждый вполне отчетливо представлял свою дорогу. По крайней мере так им казалось. Одни видели себя адвокатами, другие инженерами. Третьи планировали идти по стопам отцов и продолжать семейное дело. Никто из них не удивился, когда Оскар решил стать морским офицером. Он ведь с рождения связан с морем, и его дед был моряком. Оскар сидел в одной рубашке с закатанными рукавами, заведя мускулистые руки за спинку скамейки.