Дэвис снова взялся за тридцать шесть портретов и на сей раз отобрал лица не злодейские, а обычные. Стандартные. Не внушающие опасений. Таких оказалось четыре.

Он отформатировал изображения таким образом, чтобы их можно было разместить в Интернете, и отправил на сайты, посвященные борьбе с преступностью. Не называя себя, он просил предоставить ему любую имеющуюся информацию об этих мужчинах или мужчинах с похожей внешностью. Он надеялся на случайную помощь от незнакомого человека.

Он не раскрывал почти никаких деталей, не сообщал своего имени, адреса, равно как и сути преступления. Дэвис выбрал ник-нэйм «РадиАК», упоминал, что он — любящий отец и считает, что кто-то из этих мужчин может быть убийцей его дочери, с которым ему необходимо встретиться лицом к лицу. В его призыве чувствовались и душевная боль, и угроза, и даже готовность восстановить справедливость своими силами — он намеренно старался создать именно такое впечатление. Он рассуждал так: не исключено, что его врага узнают те, кто не в ладах с законом. И потом, если ему удастся найти того, кого он разыскивает, он ведь тоже к полицейским не пойдет.

Глупо было надеяться на какие-то другие варианты; только теперь он до конца осознал: единственный способ заглянуть в глаза убийце Анны Кэт — это оказаться с ним в одной комнате.

А уж как он, Дэвис, повел бы себя в таком случае, он и представить себе не мог.

Джоан любила смотреть по телевизору полицейские боевики, но теперь ей приходилось отказывать себе в этом удовольствии. Она каждый раз ловила себя на том, что сочувствует плохим парням.

Или по крайней мере ощущает себя такой же виноватой, как они. Чувство вины не покидало ее ни на минуту. А еще ей было все время жарко. Очень жарко. Днем она исходила лотом. Каждая ночь была бессонной, каждое утро — невыносимым. До чего же она ненавидела это утреннее состояние полудремы, когда в голове роятся разные сценарии того, что с ней будет дальше — один ужаснее другого. Общественное порицание. Потеря практики. Тюрьма. Нет, конечно, если верить телешоу про полицейских, женские тюрьмы не такие страшные, как мужские. Но так или иначе… теперь она преступница. И этого уже не изменить. Даже если она никогда не превратится в подозреваемую, ей суждено отныне вечно скрываться от правосудия.

Семь минут пешком от ее дома — и она на пляже. На улице было уже не прохладно, а по-настоящему холодно, особенно после захода солнца, но люди здесь все еще были, прохаживались туда-сюда вдоль линии воды. Пожилые супруги, чьи дети давно разлетелись из родительского гнезда кто куда, и подростки, которые пришли пошататься по пляжу просто так, потому что пятница. Одетые не по погоде парочки старшеклассников бродили — руки крест-накрест, в задних карманах друг у дружки. Кто-то катался на роликах. Резвились собаки, а их хозяева спешили по домам. Студенты из Северо-Западного университета, неизвестно зачем оказавшиеся здесь, за несколько километров от своего университетского городка, попивали пивко и играли во фрисби — летающую тарелку.

Сидя здесь, на этом плотном влажном песке в старых джинсах и толстовке, натянутой на колени, она чувствовала себя в безопасности. Никто не знал ее. Никто не мог позвонить ей сюда, чтобы сообщить дурную весть, никто не мог постучать в ее дверь. Пока она сидела одна на этом пляже, ни для кого на Земле: ни для полиции, ни для Дэвиса Мура, ни для Наблюдательного совета при Конгрессе США, — ее, человека по имени Джоан Бертон, не существовало.

Она злилась на Дэвиса за то, что он скрыл от нее правду о Джастине, и злилась за то, что сказал. За то, что втянул ее во все это. Но она все делала правильно, и знала это. Дэвис ни в коем случае не должен был так поступать — это было недопустимым нарушением врачебной этики, — но теперь ей оставалось только воспринимать ситуацию такой, какая она есть. Как там говорят военные? Действовать в соответствии с диспозицией? Вот и она вынуждена действовать в соответствии с диспозицией. Нет никакого смысла отправлять Дэвиса за решетку и подвергать опасности жизнь Джастина. Все, что она может и должна делать, это заботиться о благополучии ребенка. Своего пациента.

У Джоан была и другая причина делать все возможное для поимки убийцы Анны Кэт: возможно, она могла бы предотвратить это убийство.

— Привет.

Двое парней, совсем еще мальчишек, обращались к ней, правда, стоя на почтительном расстоянии. Наверное, студенты, хотя сейчас все сложнее это определять. Они так молодо выглядят. По виду, как ей показалось, запросто могли бы сойти и за старшеклассников.

— Привет, — сказала она.

Один из мальчишек продолжил разговор:

— Я тут ключи свои уронил. Вот, ищем.

Ребята они были симпатичные, широкоплечие, с квадратными челюстями — спортсмены, наверное. Ключей-то они никаких, конечно, не теряли. Просто решили пофлиртовать.

— Ну как, не попадались вам наши ключики?

Она рассмеялась:

— В песке? В такой темноте?

— Не повезло нам, да?

Она кивнула. Они помолчали. Интересно, догадываются ли они, сколько ей лет? Может, им так же тяжело определить ее возраст, как ей — их? Неужели в темноте она выглядит настолько хорошо, что ее можно принять за студентку? Горячую штучку? Возможно. Темно ведь. Джоан не собиралась прерывать молчание.

— Ладно, еще увидимся, — проговорил наконец один из парней, и они пошли прочь, толкаясь и подначивая друг друга. А ключи искать даже не думали.

Разумеется, этот знак внимания был кратковременным и совершенно ничего не значил, и все же он должен был ее приободрить. И приободрил бы раньше, до всей этой истории. А теперь вот нет.

За несколько месяцев до смерти Анна Кэт виделась с Джоан, зашла к ней в кабинет поговорить. Отец девочки был в отъезде, на конференции: читал проповедь новоиспеченным поклонникам клонирования о том, каким благим начинанием стало использование этого нового метода оплодотворения.

— У меня проблемы, — сказала Анна Кэт. — Из-за парня.

Она не назвала его имени, но Джоан знала, что Анна Кэт встречается с мальчиком, которого зовут Дэн. Они как-то раз заходили вместе в клинику, к отцу Анны Кэт. О своих романах времен окончания школы Джоан почти всегда вспоминала только самое светлое, поэтому никогда не упускала шанса еще раз пережить, пусть даже глядя на кого-то другого, волнение и радость школьных романтических отношений. Вот и в тот раз она нашла возможность взглянуть украдкой на избранника Анны Кэт. Он был вполне ничего. Только слегка худоват, на зубрилу смахивает, и глаза будто сонные из-за тяжелых век — словом, какой-то очень уж обыкновенный. Неизвестно, конечно, какой у них там, в школе Нортвуд-Ист, выбор, но если бы Джоан не знала, что они дружат, то с уверенностью сказала бы: такая девушка, как Анна Кэт, этому Дэну не по зубам.

— Понимаете, он делает мне больно, — сказала Анна Кэт. — Но самое страшное, что мне это нравится.

— Нравится? — переспросила Джоан.