– Все ж таки буря к нам идет, – глянул на небофермер. – Может, магики чарами отогнали от острова? Их на Танедд съехалосьбольше двух сотен… Как думаешь, Лютик, о чем они там будут совещаться, на своемСборе? Выйдет из того что-нибудь путное?

– Для нас? Сомневаюсь. – Трубадур провел большимпальцем по струнам лютни. – Их сборы – обычно показ мод, сплетни, поводдля поклепов и внутренних разборок. Споры – распространять магию или, наоборот,предоставить элите. Склоки между теми, кто королям служит, и теми, ктопредпочитает на королей давить, но при этом как бы оставаться в тени.

– Ох, – вздохнул Бернье Хофмайер, – что-томне думается, во время ихнего Сбора будет на Танедде постоянно сверкать игреметь не хуже, чем во время бури.

– Возможно. А нам-то какое дело?

– Тебе – никакого, – грустно проговорилнизушек. – Потому как ты только и знаешь, что на лютне бренчать да песенкираспевать. Глядишь на окружающий тебя мир, а видишь одни стихи да ноты. А у настут за последнюю неделю конники дважды капусту и репу копытами пропахали. Армиягоняется за «белками», «белки» крутятся и удирают, а и тем, и другим дорога неиначе как через нашу капусту выпадает…

– Не время жалеть капусту, когда лес горит, –проговорил поэт.

– Ты, Лютик, – Бернье Хофмайер искоса глянул нанего, – как чего скажешь, так неизвестно, плакать ли, смеяться ли или датьтебе под зад. Я серьезно говорю! И скажу тебе, паршивые времена пришли. Набольшаках колья, шибеницы, на полянах и по просекам – трупы, мать их. Эти края,пожалуй, так выглядели во времена Фальки. Ну и как тут жить? Днем заявляютсялюди короля и шумят, что за помощь «белкам» возьмут нас на дыбы. А ночьюврываются эльфы, и попробуй откажи им в помощи! Они сразу же весьма поэтичнообещают показать нам, как ночь обретает красное обличье. Такие, понимаешь,поэтичные, сукины дети, что выблевать невозможно. Так нас и взяли, какговорится, меж двух жерновов…

– Рассчитываешь на то, что чародейский Сбор что-тоизменит?

– Ну да, рассчитываю. Ты сам сказал, что среди магиковдва лагеря борются. Прежде уже бывало, что чародеи королей сдерживали, клаликонец войнам и волнениям. Ведь именно магики мир заключили с Нильфгаардом тригода тому. Так, может, и теперь…

Бернье Хофмайер замолчал, прислушался. Лютик ладоньюприглушил звучащие струны.

Из мрака на дамбе показался медленно бредущий ведьмак. Сновасверкнула молния. Когда загрохотало, ведьмак был уже рядом, во дворе.

– Ну и как, Геральт? – спросил Лютик, чтобыпрервать неловкое молчание. – Выследил уродину?

– Нет. Сегодня ночь неподходящая. Неспокойная ночь.Неспокойная… Устал я, Лютик.

– Сядь, передохни.

– Я не о том.

– Верно, – буркнул низушек, глядя в небо иприслушиваясь. – Неспокойная ночь, что-то недоброе в воздухе висит…Животные маются в хлеве… А в ветре слышны крики…

– Дикий Гон, – тихо сказал ведьмак. – Замкнитекак следует ставни, господин Хофмайер.

– Дикий Гон? – изумился Бернье. – Призраки?

– Не бойтесь. Они пройдут высоко. Летом Гон всегдапроходит высоко. Гон опасен во время зимней бури, особенно – путникам наперекрестке дорог. Но дети могут проснуться. Гон несет с собой ночные кошмары.Лучше закрыть ставни.

– Дикий Гон, – проговорил Лютик, беспокойно зыркаянаверх, – к войне.

– Глупости и преувеличение.

– Нет! Незадолго до нильфгаардского нападения наЦинтру…

– Тише! – Ведьмак жестом прервал его, резко выпрямился,уставившись в темень.

– Что слу…

– Конники.

– Дьявольщина, – прошипел Хофмайер, соскакивая соскамьи. – Ночью могут быть только скоя’таэли. Опять капусту…

– Один конь, – прервал его ведьмак, поднимая соскамьи меч. – Один живой конь. Остальные – призраки из Гона… Черт возьми…Невероятно… Летом?

Лютик тоже вскочил, но убегать постыдился, потому что ниГеральт, ни Бернье бежать не собирались. Ведьмак выхватил меч из ножен ибросился в сторону дамбы, низушек, не раздумывая, поспешил за ним, вооружившисьвилами. Опять сверкнуло, на дамбе появился мчащийся галопом конь. А за конемследовало нечто неопределенное, нечто сотканное из мрака и отсвета, какой-токлуб, вихрь, мираж. Что-то, вызывающее панический страх, отвращение, ужас,проникающий до мозга костей.

Ведьмак крикнул, поднимая меч. Наездник заметил его,пришпорил коня, оглянулся. Ведьмак крикнул еще раз. Громыхнул гром.

Сверкнуло, но теперь это была не молния. Лютик повалился наколени рядом со скамьей и подлез бы под нее, не будь скамья слишком низкой.Бернье уронил вилы. Петунья Хофмайер, выбежавшая из дома, крикнула.

Ослепительный блеск материализовался в прозрачную сферу,внутри которой замаячила фигура, мгновенно обретая контуры и форму. Лютикраспознал ее тут же. Он знал эти черные, рассыпавшиеся локоны и обсидиановуюзвезду на бархотке. Тем, чего он не знал и никогда раньше не видел, было лицо.Лицо Фурии, лицо богини Мести, Гибели и Смерти.

Йеннифэр подняла руки и выкрикнула заклинание, из ее пальцевс шипением вырвались разбрасывающие искры спирали, разрывая ночное небо итысячами звезд отражаясь в поверхности пруда. Спирали копьями врезались впреследующий одинокого всадника клуб. Клуб вскипел. Лютику показалось, что онслышит жуткие крики, видит кошмарные силуэты призрачных коней. Это продолжалосьдоли секунды, потому что клуб вдруг сжался, собрался в шар и взмыл в небо,удлиняясь на ходу и подобно комете волоча за собой хвост. Опустилась тьма,освещаемая только колеблющимся светом фонаря, который держала Петунья Хофмайер.

Наездник осадил коня перед домом, слетел с седла,покачнулся. Лютик сразу же сообразил, кто это. Никогда раньше он не видел этойхуденькой пепельноволосой девочки, но узнал ее мгновенно.

– Геральт… – прошептала девочка. – ГоспожаЙеннифэр… Простите… Мне надо было. Ты же знаешь…

– Цири, – сказал ведьмак. Йеннифэр сделала шаг кдевочке, но тут же остановилась. Молчала.

«К кому она подойдет?» – подумал Лютик. Однако никто из них,ни ведьмак, ни чародейка, не сделал ни шага, ни жеста. «К кому она подойдетпрежде? К нему? Или к ней?»

Цири не подошла ни к нему, ни к ней. Не в состоянии выбрать,она просто-напросто упала в обморок.