Петр действовал быстро, но аккуратно: у «фиатов» скорость много меньше, чем у И-16, но от двух до четырех крупнокалиберных пулеметов, и в лоб лучше не лезть. Вертикальными маневрами сорвал последовательные атаки трех пар, на выходе из крайней атаки сам получил повреждения, перестал действовать правый руль глубины, упала маневренность по вертикали, пришлось уйти в горизонталь. Обстрелял еще раз ведущего первой пары, на развороте чуть не столкнулся с «фиатом», но сорвал их атаку на беззащитный «ишак» Александра, правым переворотом уклонился от атаки третьей пары, в этот момент появилось пламя на крыле. Подтекал бензин из основного бака, и выхлопные газы подожгли его. Бак был протектированным, но от пуль винтовочного калибра. Пламя сорвать удалось. Подошла пара Ухов – Бердымухамедов, Сашка был цел, хоть и терял высоту, но тянул, тем более что линию фронта они пересекли. Получив «добро» от Ухова, пошел вперед, но вновь вспыхнуло крыло, крутился, вращался, пытаясь сбить пламя: центроплан у «ишака» деревянный, а консоль – перкалевая, дойдет до нее, только успевай выпрыгнуть, а высоту Петр упустил. Я вспомнил, как отец рассказывал о такой ситуации на «Яке», тогда он выполнил прыжок с пятидесяти метров, методом срыва. Я успел подумать о левой боковине и о том, что парашют надо выставить за борт и бить по кольцу. Петр открыл боковину, попытался набрать высоту, но пламя перекинулось на перкаль.

– Всё! Пора!

Воздух ударил его изо всех сил, но парашют вывалился за пределы кабины. Он ударил по кольцу, его ударило о козырек кабины ногами, дернуло куполом так, что все кости затрещали, и боком протянуло по «мягкому пушистом снегу», который содрал очки и до крови расцарапал лицо. А вот встать Петр не смог. Самолет упал примерно в полутора километрах от места приземления. Лыж нет, местность – замерзшее болото, покрытое толстым слоем снега. Нога – как будто по ней футбольный нападающий ударил с маха, но перелома нет. Впрочем, идти бесполезно. По такому снегу далеко не уйдешь. Быстро стемнело и его не нашли. Над упавшим самолетом покружился У-2, не садился, так как быстро темнело, и ушел на восток. Он пополз к месту падения. Встать не было ни малейшей возможности. Все силы ушли на это бесконечное плавание в рыхлом снегу, затем выбрался на хрупкий наст, и дело пошло быстрее. Парашют он собрал, за его утерю в то время грозили трибуналом, да и палатку из него можно сделать. Неподалеку от места падения нашел левую консоль крыла и превратил ее в лыжу. С помощью которой перебирался через рыхлые участки. Самолет сгорел полностью, вместе с ракетницей. Вокруг голое болото, с парой сосенок невдалеке, туда и направился. Долго пилил стропорезом первые ветки, затем соорудил палатку, разложил костерок и забылся коротким сном. Проснулся от голода и холода. Аварийный паек, большой, сгорел в кабине, на парашюте в кармашке пара плиток шоколада и пеммикана. Перекусил и продолжил заготовку дров. Наконец, дерево упало, и удалось разжечь костер. По нему его и нашел конный разъезд частей охраны тыла. С дороги, проходившей чуть в стороне, они обнаружили дымок, заинтересовались и смогли пробиться к нему. А у Петра уже начался жар, простудился он за эти двое суток крепко.

Новый 1940 год он не отмечал, беспамятствовал в медсанчасти 96-го саперного батальона в Лахколампи, откуда его первого января вывезли в Лодейное Поле, а оттуда в Ленинград в 1-й ВМГ. Записали его по фамилии, выбитой на наградной табличке «маузера». Этот «маузер», как талисман, берег его из-за подписи вождя на оружии.

В 73-м погранотряде попытку «дамочки» поднять скандал и потребовать наказать «насильника», есть свидетели, замяли.

– Не давай летчикам, они по нитке ходят. Звонил я в Кудама-губу. 29-го он не вернулся из боевого вылета. Так что дело возбудить не могу, в связи со смертью подозреваемого, – сказал комиссар отряда и выпроводил девушку из кабинета.

Петра подвело то обстоятельство, что он только что вышел из тяжелого маневренного боя и был мокрым от пота. Да и «плавание в снегу» бесследно не проходит. В результате двухстороннее крупозное воспаление легких, в условиях полного отсутствия антибиотиков. В общем, выкарабкивался он из болячек полтора месяца. За это время его документы успели отправить в архив РККФ и внесли записи об этом во все данные. Мать получила похоронку, как на пропавшего без вести. Похорон не было, войска двинулись вперед, война закончилась 25 января 1940 года подписанием нового мирного договора с Финляндией. Условия Финляндия получила гораздо более жесткие, чем я знаю по другой истории. Вся Лапландия объявлена территорией СССР. Финнов заставили демонтировать оборонительные линии на тех участках границы, которые у нее сохранились. Две новые военно-морские базы в Ханко и Порккала-Удд. Полная демилитаризация Аландских островов, с которых вывезли 12″ орудия на Порккала-Удд. Матери в училище он смог позвонить в день окончания войны. Раньше он не вставал и не ходил. Вновь занялся сменой фамилии, в прошлый раз ему отказали, а в этот раз препятствовать не стали. Он до возвращения в Ейск так и не узнал, что на него приходил отзыв в Москву в Управление связи РККА, которое вернули обратно, в связи…

Летную комиссию прошел здесь же, в Ленинграде, в том же госпитале. Отпуск по ранению ему не предоставляли, ран не было, так, ради собственного удовольствия в снегу выкупался. Поэтому, сразу после получения штампа «Годен к летной работе без ограничений», выехал в Ейск. Где поставил на уши все училище. Его ж уже вычеркнули из списков. Подполковник Кузнецов получил полк на Балтике, Тагир – эскадрилью на Тихом океане, Ухов стал замкомандира полка в Евпатории. Четвертой эскадрильей теперь командует майор Саня Хабаров, который и разрулил всю ситуацию. Плюс Андреев, уже генерал-майор авиации, его тоже вниманием не обошли из-за этой командировки, очень обрадовался. Распорядился поднять архивы и вернуть отосланный назад в Москву орден. И написал представление на присвоение очередного звания старший лейтенант. По выслуге Петр уже подходил под очередное. Направили его в 6-ю эскадрилью, где он принял звено из трех сохранившихся самолетов-разведчиков. В марте неожиданно получил письмо от Летты, дочери Михаила Александровича, которая не знала о том, что он «погиб». В нем она сообщала о смерти своего отца и приглашала в отпуске посетить ее в Ленинграде. Только после этого Петр начал связываться с НИИ-9 и узнавать, как и что творится с этими разработками. Из госпиталя не выпускали, а времени после выписки не дали, выписав воинское требование на тот же день. За этим жестко следили, и врачи не отошли от инструкций ни на шаг.

Во всем, что произошло, Петр винил только самого себя, не справился он в поединке с шестью противниками, а требуется летать так, чтобы это были семечки для настоящего истребителя. Основательно взялся за стрельбы и технику пилотирования, так же жестко требуя этого и от своих курсантов. За что и получил от них кличку «Жареный», из-за ожога на щеке, с которого снег содрал кожу. Новая кожа почти не загорала и резко выделялась на лице своим бело-розовым цветом. Летом он в Ленинград не поехал, предложили путевку в санаторий ВВС в Гаграх, там его и провел.

В начале сентября получила продолжение история с «изнасилованием». Из тех же Гагр возвращался Кузнецов, который с женой и ребенком заехал в Ейск. Они здесь служили семь лет, поэтому проехать мимо не могли. Петр с ним практически столкнулся нос к носу, выходя из ангара шестой. Тот шел именно к нему, поэтому облапил его, приподнял и сказал: