— Так точно, коммодор, — произнес Перевертыш, придавая словам исполнительный тон человека, который действительно хочет дослужиться до звания выше лейтенанта, как это сделал бы Кордат.

Губы коммодора дернулись от раздражения:

— Хм-м…

Коммодор прищурился. Ему не нравилось лицо, которое носил Кордат. Этой неприязни следовало ожидать, и она означала только то, что маскарад Перевертыша удался в совершенстве. Коммодор открыл рот, чтобы добавить что-то еще, но не успел. Из дальнего конца командной платформы донеслись голоса. Перевертыш повернулся и увидел группу людей, наполовину волочивших, наполовину несших худую фигуру в зеленой мантии.

Перевертыш шагнул им навстречу, высокомерие сквозило в каждом его движении.

— Стойте и назовите цель прибытия, прежде чем идти дальше, — сказал он.

Коммодор у него за спиной фыркнул, но промолчал.

Человек в форме старшего силовика вышел вперед.

— Мы ведем его, — прорычал мужчина и ткнул когтем медно-пласталевой аугментики в фигуру в зеленом, пошатывавшуюся между двумя другими силовиками.

С губ человека вязкими нитями стекала слюна, зеленая одежда была заляпана кровью. Это был один из псайкеров с покалеченным разумом, которых Империум использовал для общения через необъятные просторы космоса. Ему оставалась от силы пара лет кошмаров и жизни, прежде чем он перегорит, но пока истекающий слюной человек еще мог выполнять свою задачу.

— Проходите, — сказал Перевертыш, презрительно вздернув нос, когда силовики вместе с астропатом прошли мимо.

— Кальд, — коммодор кивком поприветствовал старшего силовика, и тот кивнул в ответ.

Перевертыш знал, что подобное проявление товарищества между командующим офицером и подчиненным раздражало бы Кордата, и состроил соответствующее лицо. Коммодор заметил это, но проигнорировал своего вахтенного офицера.

— Мы привели его, коммодор, — кивнул старший силовик на псайкера в зеленом. — Говорит, что у него есть послание, которое нужно передать вам лично.

— Благодарю, Кальд, — сказал коммодор и перевел взгляд на псайкера. Его лицо от неприязни пошло складками при взгляде на безвольно висящую фигуру. — Что ты хотел поведать мне, астропат?

Псайкер тяжело вздохнул и облизнул губы.

Перевертыш знал, что тот собирается сказать, и знал почему. Как-никак это и было причиной, по которой он находился именно на этом корабле именно в этот момент.

— Синее солнце, которое есть око, горит в небе черного камня, — прохрипел астропат. — Серебряные орлы кружат с молниями в когтях. С небосвода обрушиваются копья.

— Колдовские бредни, — тихо сказал Перевертыш голосом Кордата, едва заметно качая головой.

Кордат сказал бы именно так или, может, нечто другое, но в равной степени глупое. Он бы также не заметил, как при этих словах от щек коммодора отхлынула кровь.

— Помолчите, мистер Кордат! — взревел тот со своего трона, забрызгав форму каплями слюны.

Перевертыш отпрянул, словно его хлестнули плетью, бормоча, что никого не хотел оскорбить. Но коммодор не смотрел на него — его взгляд был прикован к астропату.

— Подтверди смысл, — сухо сказал он.

Астропат повернул голову, словно оглядывая зал отсутствующими глазами.

— Не все должны слышать…

— Подтверди смысл!

Астропат дернул головой — с его носа скатилась капля пота, замер, а затем устало произнес:

— Все так, как вы подозревали.

Коммодор медленно кивнул, не сводя глаз с псайкера.

— Кальд, — низким и резким голосом проговорил коммодор. — Найди комиссара Сарна. Скажи ему, что на корабле нужно ввести режим повышенной бдительности. Немедленно!

Старший силовик отдал честь и исчез.

Перевертыш открыл рот, чтобы задать очередной глупый вопрос, которого коммодор ожидал от Кордата. Но тот оборвал его прежде, чем лейтенант успел хоть что-то сказать.

— Мистер Кордат, сообщите всем кораблям — немедленная полная боевая готовность. Мы переходим в вари через один удар колокола. Всем кораблям ввести режим повышенной бдительности. Сделайте это безотлагательно, мистер Кордат, и прошу вас, не задавайте тот идиотский вопрос, который вот-вот сорвется с ваших уст.

Перевертыш моргнул веками Кордата, а затем подчинился, выкрикивая приказания другим офицерам и членам команды. Каверна мостика наполнилась гулом голосов. Коммодор ввел командные ключи. По кораблю завыли сирены. Подвижные медные манипуляторы опустили пикт-экраны. Лицо коммодора покрылось потом, каждая бусинка поблескивала в электрически-синем сиянии данных.

Перевертыш отвернулся от кафедры и обратился к человеку на троне:

— На какой курс ложиться, коммодор?

Командир корабля бросил на него взгляд.

— Скажи навигаторам использовать карты, запечатанные знаком молота. Пусть ломают печати. Они приведут нас к звезде под названием Просперо.

На мостике воцарилась какофония. Машины жужжали и щелкали, хор голосов ритмично отдавал приказы, а палуба гудела от рева двигателей и реакторов, пробуждающихся от дремы.

Глаза коммодора метались по окружавшим трон экранам, пальцы танцевали по ключам цвета слоновой кости. Экраны поворачивались и менялись едва ли не слишком быстро, чтобы за ними можно было уследить. Широкий рот коммодора сжался в тонкую линию.

Перевертыш начал задавать вопрос, от которого Кордат наверняка не удержался бы.

— Коммодор, почему мы…

— Потому что нас призвали, глупый юнец! Нас позвала на войну Инквизиция. — Коммодор посмотрел на Перевертыша, и существо увидело в глазах человека страх, большой страх. — И что-то подсказывает мне, что не только нас.

Кнекку потребовалась секунда, чтобы преодолеть расстояние до башни Магнуса. Это была самая долгая секунда в его жизни. В его венах и нервах боролись паника и контроль. Все, о чем он мог думать, это надломленный зов Алого Короля, эхом отдававшийся у него в голове. Достигнув Башни Циклопа, он сошел с диска, рухнул на колени, не глядя на трон перед собой, и послал:

+Владыка…+

+Встань… — отозвался Алый Король. Слово заставило его подняться на ноги, но Кнекку по-прежнему не глядел на трон — почему-то ему не хотелось. — Посмотри на меня. — Он не пошевелился. Слова не были приказом, в них слышалась мольба. — Посмотри на меня, сын мой+.

Он посмотрел. Восседавшая на троне фигура была ангелом из меди и серебра. Над лбом вились черные рога, а за плечами вздымалась пара белых крыльев. То был облик величия и мощи.

Но перья испятнала кровь, а медная кожа туго обтягивала выпирающие кости. Единственный глаз во лбу был полуприкрыт, словно на то, чтобы держать его распахнутым, ушло бы слишком много сил. От Магнуса не исходило слепящего света, лишь туман усталости, который поднимался и опадал подобно дыханию моря.