— Петя и Гарик! — окликнул директор двух воспитанников, которые тут же замахали руками, показывая, что услышали.

Валерий посмотрел на них — уже довольно взрослые парни, лет по шестнадцать на вид.

— Иван Николаевич, это не мы! — упавшим голосом проговорил один из них, рыжий и голубоглазый.

— А кто? — развел руками Гальперин. — Сначала рассказываете младшим страшилки, потом пугаете их. Неужели не стыдно?

— Иван Николаевич, жуткие истории мы действительно рассказывали, но больше ничего не делали, правда, — сказал второй парнишка, темноволосый и кучерявый, чем-то похожий на Апшилаву.

— Оба ко мне в кабинет, — приказал директор и направился к выходу.

Проштрафившиеся воспитанники, тяжело вздохнув, понуро пошли за ним. Оставшиеся дети обступили следователей, о чем-то возбужденно переговариваясь, но Валерий с Эдиком пробрались через их толпу и вошли в комнату.

— Тебя как зовут? — Камышев обратился ко все еще плачущей девочке. — Таня?

— Иванова Таня, — всхлипывая, проговорила она.

— Почему ты так испугалась этого пятна? — спросил следователь.

— Потому что оно Красное, — из глаз Тани снова брызнули слезы, и молодая воспитательница, встав рядом с девочкой на колени, крепко ее обняла.

— Дядя милиционер, — Валерия подергали за рукав, и он сразу же догадался, кто это может быть. — Вы разве никогда не слышали историю про Красное пятно?

Едва Камышев успел отрицательно помотать головой, как его сразу же окружили дети, наперебой принявшиеся объяснять, о чем идет речь и почему этого явления стоит бояться. Воспринимать информацию в форме галдежа было невозможно, поэтому калининский следователь призвал всех к тишине и выбрал в качестве докладчика Рому Старшинова. Поначалу тот смущался и запинался, но потом увлекся, и слушать его стали не только Камышев с Апшилавой, но и все остальные дети, а также молодая воспитательница, еще две женщины-педагога возрастом чуть за сорок и пожилой врач с профессорской бородкой.

Красное пятно, говорил Рома, появляется там, где кому-то суждено умереть. И якобы в нескольких пионерлагерях, где воспитанники детских домов тоже отдыхали в летние смены, только в этом году при загадочных обстоятельствах отправились на тот свет около пятнадцати человек. Причем как пионеры, так и вожатые. А в «Юности Пролетарки» так и вовсе нашли мертвым самого директора лагеря. Камышев о подобных историях ничего не слышал, а потому сразу же отнесся к словам мальчишки с изрядным скепсисом — уж что-что, а массовые убийства в пионерлагерях не прошли бы мимо него как следователя УВД Калининского облисполкома.

Как бы то ни было, Валерий за время службы успел убедиться, что даже такие истории не рождаются на пустом месте, а потому внимательно слушал Рому, пытаясь выловить в его рассказе хоть какие-то якоря для зацепки.

По словам воспитанника, ночью из Красного пятна высовывается чудовищная рука такого же цвета и душит свою жертву. После этого пятно исчезает, и никто не может найти загадочного убийцу. А здесь, в андроповском детском доме, уже будто бы находили сирот мертвыми, только было это лет десять назад, а до этого еще десять. Пожилой врач, услышав это, возмутился и объявил рассказ Ромы несусветной чушью. Но дети, а еще, как показалось Камышеву, молодая воспитательница, поверили.

Визит в детский дом явно затягивался, однако Вера Терентьева по-прежнему ковырялась в историях болезни воспитанников, а значит, и Валерий с Эдиком должны были ее дождаться. Чтобы не терять понапрасну время, они осмотрели комнату, где спал Рома с еще тремя мальчиками, и на самом деле обнаружили там красное пятно на обоях. Оно почти не пачкалось, ничем не пахло и больше всего походило на кровь — вот только без экспертизы было трудно сказать, человеческую или звериную.

Происходящее показалось Валерию странным, и они с Эдиком, посовещавшись, решили остаться в этом оказавшемся довольно мрачным учреждении еще на некоторое время. Вера позвонила Волкову, объяснила ему суть да дело, и чекист дал ей добро на дополнительное расследование по медкартам. Камышев, как командировочный из области, имел право самостоятельно распоряжаться собственным временем, был бы результат, а Апшилава получил согласие Величука.

— Товарищи милиционеры, у меня к вам предложение, — обратился к сыщикам директор Гальперин, когда еще несколько воспитанников поведали им местные легенды о призраках тех, кто погиб на пожаре. — Вернее даже лучше сказать — просьба. Не могли бы вы остаться на ночь и, так сказать, показать детям, что все под контролем? Я даже могу написать официальное обращение к вашему руководству, подключу, если надо РОНО. Понимаете, в чем дело, — Иван Николаевич понизил голос, — Петя и Гарик упираются изо всех сил, что они ни при чем. А с учетом всех этих жутких историй… Видите ли, у детей может начаться паника. И в наших с вами силах совместно ее избежать.

Поразмыслив, следователи согласились. Погода по-прежнему стояла донельзя отвратительная, дождь лил не переставая, а следующий день все равно официально был выходным. Хотя, усмехнулся про себя Валерий, лично у него редко какая суббота выдавалась спокойной.

Обед и ужин оказались вполне себе неплохими, и Камышев даже вновь испытал легкое чувство ностальгии — детдомовцем, к счастью, он не был, но местная кухня живо напомнила ему сразу и о садике, и о школе, и о пионерском лагере. Вот только история самого здания и тянущийся за ней трагический шлейф несколько портили впечатление.

Валерий сидел в продавленном кресле в общем коридоре как раз напротив двери в одну из комнат для мальчиков, где спал Рома Старшинов. Эдику же было предписано караулить спальню девочек — ту самую, с пресловутым красным пятном. После отбоя сыщики планировали еще некоторое время подежурить и уйти спать в пустующую подсобку с раскладушками, о чем они громогласно заявили, чтобы их слышали как можно больше воспитанников. А Вере, с головой зарывшейся в документацию, постелили в одной из комнат для персонала. Ее к дежурству не привлекали, как и Матвеича, который уже давно храпел в кухне.

Дождь не прекратился ни вечером, ни ближе к ночи, грозя превратить разлапистый ельник в болото. Валерий смотрел в окно, отложив книгу про трех мушкетеров, найденную в местной библиотеке, и размышлял, что детям тут ночевать должно быть весьма некомфортно. Двор освещался всего несколькими фонарями, а дальше все вокруг уходило в темноту густого хвойного леса.

Отбой в детском доме по расписанию был в двадцать один тридцать, но еще как минимум полчаса дети ворочались и перешептывались, и лишь в начале одиннадцатого все стихло. Оба следователя находились на своих постах, и Камышев все никак не мог сосредоточиться на романе Дюма, размышляя о все более усложняющемся деле.

Какая может быть связь