Дамские шоссы отличались от мужских лишь тем, что всегда держались на обычных подвязках по причине отсутствия специального пояса. Туфли носили и высокие, и низкие, и закрытые, и с разрезом, и с язычком, и без него, из кожи, фетра, сукна, подбитые мехом, но всегда на невысоком каблуке, ведь модными считались крошечные ножки и плавная, тщательно отработанная походка.

Женским плащом называлась полукруглая накидка, застегивающаяся не на плече, как у мужчин, а на груди при помощи различных застежек и шнурков; их отделке уделяли особое внимание. Плащ оценивали по качеству panne, то есть его мехового подбоя, и застежек. Более тонкую и мягкую одежду застегивали булавками, похожими на современные, но больших размеров, или на пуговицы. Пуговицы получили особое распространение в конце XII века, они были парными и продевались сразу в две петли. Пуговицы изготовляли из кожи, ткани, кости, рога, слоновой кости, металла, как объемными, так и плоскими.

Женщины носили очень длинные волосы, но сама прическа с возрастом изменялась. Молодые девушки и женщины разделяли волосы на пробор и, заплетая две косы, перекидывали их вперед. Причем косы, если верить имеющимся иллюстрациям, часто доходили до колен [62], их иногда дополнительно удлиняли подвесками на концах. Тем, кого природа не наделила красивыми косами, скрыть недостаточную длину волос помогали ловко прикрепленные накладки. После 1200 года мода на длинные волосы почти исчезла, уступив место моде на более короткие, собранные обручем волосы, свободно ниспадавшие на плечи. Перед тем как выйти из дома или войти в церковь, голову покрывали накидкой из кисеи, льна или шелка. Женщины постарше собирали волосы в большой пучок (при необходимости искусственно увеличиваемый), надевали кувр-шеф [63] напоминавший шарф, И завязывали его двойным узлом под подбородком. Вдовы и монахини носили апостольник – головной убор из легкой ткани, полностью скрывавший волосы, виски, плечи и даже верхнюю часть груди.

Костюм не был единственным способом выразить собственную индивидуальность или продемонстрировать свою принадлежность к какой-то определенной социальной группе. Аналогичную функцию выполняли многочисленные аксессуары, знаки отличия и эмблемы. Среди последних стоит особо выделить гербы, появляющиеся в XII веке. Для историка они дают одно из наиболее верных отражений средневекового менталитета.

Всем известно, что представляет собой герб, – это цветная эмблема, обычно на щите, принадлежавшая отдельному лицу, семье или обществу (союзу, ордену и т.п.) и подчиняющаяся специальным правилам геральдики. Однако, вопреки распространенному мнению, гербы никогда не были достоянием одного только дворянства; они коренным образом отличаются от символических изображений античности, не имеют ничего общего с таинственным миром символов, а их появление никак не связано с Крестовыми походами. Самое древнее происхождение имеет герб Жоффруа Плантагенета, будущего графа Анжуйского: голубой щит с шестью золотыми львами. Согласно оспариваемой сегодня версии, Жоффруа Плантагенет получил его в 1127 году от своего тестя, короля Англии Генриха I, по случаю женитьбы на его дочери Матильде, вдове императора Генриха V. Как бы то ни было, во второй четверти XII века гербы появились в различных областях Западной Европы: в Анжу, Нормандии, Пикардии, Иль-де-Франсе, Южной Англии, долине Рейна. После 1150 года гербы распространяются не только в географическом, но и в социальном отношении. Если на первых порах ими пользовались лишь военачальники, то постепенно они стали приниматься их вассалами и вассалами их вассалов, так что к началу XIII века гербами оказалось снабжено уже все среднее и мелкое дворянство. Гербы настолько вошли в моду, что постепенно их стали присваивать себе женщины (еще до 1156 года), города (начиная с 1190 года), клирики (примерно с 1200 года), бюргеры (примерно с 1225 года) и даже крестьяне (начиная с 1234 года). Это длилось вплоть до XV века. Так что в Средневековье ношение герба нельзя назвать привилегией только одного особого сословия.

Заимствование традиции гербов с Востока или из какой-то другой определенной местности весьма спорно. Скорее всего, их появление связано с развитием военного снаряжения, особенно шлемов. Когда в начале XII века воины сделались трудно узнаваемыми в своих доспехах, у них появилась привычка вывешивать на больших полотнищах изображение своего щита с отличительными знаками, сначала непостоянными и меняющимися по воле их фантазии, а затем все более стабильными. Гербы возникают тогда, когда один и тот же человек начинает постоянно пользоваться одними и теми же знаками. Для составления гербов заимствовали: у знамен – цвета и геометрическое деление; у печатей (уже обладавших наследственным характером) – набор изображений (животные, растения, предметы); у щитов – треугольную форму и общее расположение. Таким образом, гербы создавались не стихийно, а явились результатом слияния в единую систему различных ранее существовавших элементов.

И произошло это совсем не внезапно. Так, например, наследственное употребление гербов внедрялось очень медленно. Во времена правления Людовика Святого у многих сыновей щиты коренным образом отличались от тех, что принадлежали их отцам. Правила составления герба также установились лишь с середины XIII века. Только одно из них соблюдалось с самого момента возникновения, возможно потому, что заимствовано из правил составления знамен. Оно предписывало порядок расположения эмалей и запрещало класть «металл на металл и цвет на цвет». Из металлов и цветов использовались: золото (желтый) и серебро (белый); из цветов – сабль (черный), червлень (красный), лазурь (голубой), синопль (зеленый) и позднее пурпур (фиолетово-коричневый). Считается неправильным располагать золото рядом с серебром, червлень рядом с лазурью, сабль рядом с синоплем и т. д. Язык герба также не отличается от обычной речи. Зеленый цвет, в классической геральдике называющийся «синопль», в XII—XIII веках был еще просто «зеленым».

Но технический аспект герба – далеко не главное. Потому-то самое интересное для историка – найти причины, определившие выбор тех или иных фигур какой-либо семьей или личностью. Причина могла быть политической: принимали то же изображение, что и сеньор или вождь группировки, к которой принадлежали. У многих фламандских семей на щите присутствует лев, как на графских гербах. Людьми могло руководить желание отразить в гербе родственную связь, историческое событие, географическое расположение или профессию. На гербе у каменщика мог красоваться мастерок, у мясника – бык, у рыбака – рыба; тот, кто принимал участие в Крестовом походе, мог сохранить в своем гербе изображение креста, а уроженец какого-нибудь города изображал на гербе то, что напоминало ему о родине. В гербе мог содержаться намек на имя отца, имя, полученное самим человеком при крещении, или прозвище. Так, некий Жан Лекок имел герб с изображением петуха [64], а Гильом Легупиль – с изображением лисы [65]. В середине XII века многочисленное семейство Люси, обладавшее владениями и в Англии, и на континенте, приняло как эмблему изображение щуки, так как в древнефранцузском языке слово lus обозначало эту рыбу. Выбор герба мог быть, наконец, делом вкуса, возможно, связанным с символическими изображениями, но если геральдическая символика и существовала, она всегда оставалась очень примитивной: лев обозначал силу, ягненок – невинность, кабан – храбрость, крест – христианина и т. д.