Я побрел к своему месту. Поезд спал. Уткнувшись в свои кресла, согнувшись в неудобных позах, пассажиры пытались за выдавшийся им недолгий промежуток спокойствия восстановить силы для следующего дня.

Заметив по дороге автомат с бумажной прессой, я купил то, что называлось словом «журнал». Сев на место я принялся листать его страницы. Яркие рекламные картинки запестрели перед глазами. Текст статей невозможно было читать. Написанный со множеством лексикоорфографических ошибок, он выглядел абсолютным безобразием. Я вспомнил, в Мидлтауне были упразднены правила правописания, так вот к чему это привело! Это было ужасно! В мешанине букв, подчас, я не мог узнать даже самые простые слова. Ещё тогда, десяток лет назад все Аптаунцы выступили за то, чтобы сохранить язык единым для всех уровней, однако для упрощения системы обучения мидлтаунцев правила орфографии для них решили отменить. Теперь я видел перед собой яркий пример вопиющей неграмотности, не позволяющий уловить смысл написанного и сводящего информативность любого предложения к нулю. Нет, никогда люди из Мидлтауна уже не догонят нас… Сегодня они разучились писать, завтра уже не смогут правильно говорить. Что дальше? Что будет с уровнем, в котором люди не способны делиться информацией друг с другом…

Кто-то тронул меня за рукав. Маленькая девочка, лет пяти, игриво глядя на меня своими синими глазенками, протягивала мне куклу.

– Как тебе не стыдно, перестань приставать к чужим, – шепотом, чтобы не разбудить спящих вокруг пассажиров, сказала девочке подоспевшая мать.

Я поднял глаза. Мать девочки – женщина, лет двадцати восьми выглядела довольно привлекательно – правильные черты лица, стройная фигура, густые волосы, забранные в хвост. Её же дочь была совершенно потрясающим созданием. Большие глаза девочки, её доверчивый взгляд, милые ямочки на щеках делали её похоже на ангела.

– Она не мешает мне, – попытался успокоить я её мать.

– Мила никак не может уснуть, она всегда плохо спит в поездах, – оправдывалась женщина.

– Вы из Индианаполиса? – решив продолжить знакомство, поинтересовался я.

– Да, а теперь едем к моим родителям в Квебек, – ответила женщина, беря за руку дочь.

– И вы путешествуете вдвоём? – спросил я, пытаясь понять, где же находиться муж женщины.

– Да, – ответила мать Милы.

Мать и ребенок нравились мне всё больше и больше.

– А отец девочки, ваш муж… он разве не путешествует с вами? – задал я вопрос, ответ на который мог дать мне надежду завязать более тесное знакомство с этой симпатичной женщиной, на небольшой приключение, связь… Однако, ответ молодой матери озадачил меня.

– У Милы никогда не было отца… Это как-то не принято, – проговорила она.

Я понял, что чего-то не знаю о жизни этих среднеуровневых людей. Только потом, позже, Майк объяснил мне форму отношений между мужчинами и женщинами, которая существовала в Мидлтауне. Потому-то так и легко было здесь завести новые знакомства, что все мидлтаунцы были свободны. Непродолжительные сексуальные контакты, недопустимые в Аптауне, в Мидлтауне считались нормой, семейные же отношения были здесь давно забыты. На смену развалившемуся институту семьи пришли несерьезные, ни к чему не обязывающие связи. Малые доходы порождали нежелание мидлтаунцев чем-либо себя обременять. Годам к тридцати, устав от мимолетных знакомств, большинство женщин заводило себе ребенка, мужчины же продолжали жить свободно, без забот. Те устои, которые помогали нам поддерживать стабильный уклад наверху, внизу были отвергнуты в угоду собственным, подчас разрушающим здоровье и саму жизнь желаниям.

– Послушайте, раз уж ваша дочь не спит, давайте я составлю вам компанию, – предложил я, сам удивляясь тому, что пытаюсь навязать своё общество этой женщине. – Я из Аптауна.

Чтобы придать себе более значимый вид, я поспешил развернуть перед матерью Милы планшет. Однако, женщина, с упреком посмотрев на меня, подхватила на руки дочь.

– Что вы… У меня же ребенок, – укоризненно покачала она головой.

Так закончилась моя первая и последняя попытка завести роман по дороге в Квебек. Мать с дочерью ушли прочь. Те женщины, которые сами кидались на меня, будучи свободными, становились недоступными, обретя иную в жизни цель. Ребенок – вот что занимало потом их сознание. Я заскучал.

Безумный мир огромных городов остался где-то далеко позади. Сейчас за окном в вопиюще черной пустоте ночи я видел только лишь расстилающуюся равнину, да смотрящие на меня с неба скопища звезд. Чрезвычайно яркие, они были совершенно не похожи на те редкие городские, к которым я привык. Сейчас, пожалуй, впервые невооруженным глазом я наблюдал на небе млечный путь. Дендроидные структуры, интерполяционные спины… Смогу ли я когда-нибудь возобновить свои работы, попаду ли когда-нибудь домой? Осталось ещё столько незаконченного: статья по дисперсной мономолярности анитов; очередная диссертация, на этот раз по корспускуляционным решеткам; поездка на конференцию в Париж… Кто сделает всё это, кто выступит вместо меня? Кто ещё сможет заменить меня там наверху?… Грустные мысли, тоскливые думы, переплетаясь друг с другом, путаясь, всё вернее уступали место овладевающему мною сну.

Когда я проснулся, всё за окном говорило о приближении к городу – груды мусора, пробивающаяся сквозь интенсивно работающую вентиляцию вонь… И вот за окном показались серые городские стены. Это был Квебек. Похожий на все прочие мегаполисы, своим основанием он опирался на собственные отбросы, а изящными остроконечными шпилями уходил ввысь.

Город встретил меня оживленным шумом. Все та же давка, те же суета, толкотня… Люди Мидлтауна Квебека выглядели абсолютно так же, как и в Мидлтауне Индианаполиса. Их однотипные серые костюмы заставили на меня на минуту усомниться в том, что я давно покинул родной город, однако над дверьми вокзала виднелась потертая надпись – «Квебек». Я шагнул на перрон, для меня начиналась новая жизнь…

Поблудив по вокзалу, я, наконец, нашел табличку, указывающую на межуровневый лифт. Оказавшись перед его металлическими дверьми, я невольно заволновался. Со времени моего исчезновения из Аптауна Индианаполиса прошло уже два с половиной дня. Кто знает, что могло произойти за это время у меня дома. Заметил ли кто-нибудь наше с Эльзой отсутствие? Вскрыли полицейские мою квартиру или нет? Заблокирован ли я уже Системой?… Теперь моя судьба зависела от маленького сканирующего элемента, которым был оснащен лифт.

Как только двери лифта открылись, напиравшая сзади толпа, втолкнула меня внутрь кабины. Как оказалось, только мне одному нужно было наверх, все остальные двигались вниз. Лифт отдал предпочтение мне. Так уж видно было запрограммировано Системой, что движение в Аптаун с любого уровня считалось приоритетным. На этот раз лифт затребовал пройти регистрацию сразу же. С волнением я поднес палец, подставил глаз. Экран выдал: «Александр Шварц, доступ разрешен». Все тревоги, все волнения были позади, о моём «преступлении» никто не знал, всё шло по плану. Осыпая меня недовольными взглядами мои соседи покидали лифт, я же с трепетом ожидал того момента, когда пол подо мной задрожит и я двинусь наверх. Система не заблокировала меня…