– Разрешите?

Я поднял голову. Старший лейтенант Коломиец стоял рядом со мной, вооруженный котелком и кружкой с горячим чаем. После возвращения ночью с очередного сеанса связи с Москвой он был каким-то излишне возбужденным. Но расспрашивать о причинах этого возбуждения я его не стал. И так сам скажет.

– Присаживайтесь, – добродушно кивнул я. Коломиец тут же плюхнулся на поваленное дерево, опустил рядом котелок и, наклонив руку к голенищу, извлек из-за него замотанную в тряпицу ложку. После чего кивнул подбородком в сторону лежащей передо мной на плащ-палатке груды офицерских книжек.

– Ну как, обнаружили что-нибудь интересное?

Я усмехнулся. Значит, заходим издалека…

– Кое-что нашел, – согласно кивнул я, после чего повернулся и, вытащив из небольшой кучки уже просмотренных и отложенных офицерских книжек одну, легким движением кисти перекинул ее старшему лейтенанту. Коломиец ловко поймал ее рукой, свободной от ложки, раскрыл, пару секунд всматривался, а затем присвистнул:

– Значит, мы прижучили инспектора истребительной авиации люфтваффе? Ли-ихо!.. – он на мгновение замолчал, а затем задумчиво произнес: – Интересно, а что он делал на этом аэродроме?

– Может, предавался ностальгии? – невинно предположил я.

– То есть?

– Ну, судя по информации от пленных, этот Вернер Мельдерс ранее командовал пятьдесят первым ягдгешвадером, который базировался на этом аэродроме. И инспектором истребительной авиации он стал только недавно. Вот и приехал к, так сказать, родным пенатам. С друзьями повстречаться там, шнапсу выпить по старой памяти.

– И все? – скептически скривился Коломиец.

– Да нет, конечно, – пожал плечами я. – Скорее всего дело в том, что начавшееся неделю назад немецкое наступление несколько… скажем так, забуксовало. Вот из Берлина и прислали «толкачей», которые должны были заставить местных товарищей поактивнее шевелиться…

То, что генерал Еремин узнал о начале немецкого наступления за несколько часов до того, как немцы нанесли удар, и двадцатый стрелковый корпус сумел хоть как-то к нему подготовиться, изрядно притормозило немцев. Вернее, если я правильно оценил генерала, двадцатый стрелковый корпус сумел подготовиться к удару максимально полно. Ну, насколько это было возможно при его уровне комплектации, снабжения и боеспособности и с учетом имеющегося для этой подготовки времени. А то и чуть более, чем полно… Судя по тому, что передовые немецкие подразделения попали под бомбо-штурмовой удар, Еремин воспользовался моим советом насчет установления прямого, а не через штаб армии, контакта с авиацией. И сумел убедить «летунов» ударить по немцам немедленно, не дожидаясь прохождения команды на авиаудар обычным образом, через запрос в штаб армии и длинную цепочку последовательных согласований. Уж больно громоздкой и неуклюжей была система управления и взаимодействия в РККА… Но и вышестоящий штаб он тоже явно предупредил. И я очень надеюсь на то, что информацию о немецком наступлении успели довести и до командования фронта, и до соседей нашего корпуса тоже до начала этого самого наступления. А потеря даже тактической внезапности для наступающей стороны, это, по нормативам гвардии, шестикратное возрастание сопротивления и потерь и как минимум двукратное снижение потерь для стороны обороняющейся. Для первой атаки, естественно. Потом цифры падают до среднестатистических, рассчитываемых через соотношение сил, средств и уровня компетентности обороняющейся и наступающей стороны, коэффициенты боевого обеспечения, инженерного оборудования позиций, логистического и коэффициента сингулярного преломления вероятностей.

Такие расчеты я пока здесь не давал, в первую очередь потому, что не мог себе представить методику расчета большинства поправочных коэффициентов. Не вообще, конечно, а с требуемым уровнем достоверности. А без них наши методы расчета ничуть не точнее тех, что имелись здесь… Впрочем, конкретные цифры утренней атаки, скорее всего, отличались от наших нормативов, но общее соотношение точно не изменилось. Ну и наши «побегушки» по тылам тоже немцам серьезно подгадили, иначе они уже давно прорвали бы фронт на всю глубину и громили бы наши части, перебрасываемые для затыкания прорыва, где-нибудь в районе Рославля. И по частям. А не как сейчас, всего километров на пятьдесят-семьдесят южнее и восточнее прежней линии фронта. Если, конечно, сводки о положении на фронте, которые мне приносил Коломиец после сеансов связи с, так сказать, «большой землей», были точными. Ну, да, немцы продвинулись. Ну, так никто и не рассчитывал, что их удастся остановить не сдвинувшись ни на шаг. Да и вообще, то, что даже с учетом всего вышеизложенного, немцы все еще не вышли на «оперативный простор», каждый раз после вроде как решительного прорыва наталкиваясь на новый, спешно подготовленный рубеж обороны, можно было считать настоящим чудом.

И я практически не сомневался, что это чудо скоро закончится. Слишком много наших войск уже было разбито, потрепано и рассеяно на таких рубежах. Нет, не потому, что наши плохо сражались. Просто слишком большая разница в, так сказать, классе между нами и немцами. В два с лишним года войны. Причем войны победоносной. Но даже если фронт будет прорван уже сегодня, как минимум десять дней мы все-таки для нашей армии выиграли. А это реально много. Даже с нынешними очень, по моим меркам, неторопливыми темпами ведения боевых действий.

– …и этот Вернер Мельдерс был одним из них. А вот этот аэродром он, вполне возможно, посетил в том числе и из ностальгических чувств. Хотя… – я сделал вид, что задумался, – вполне возможно, что и не только. Явно серьезные ребята на нем базировались. Вспомните, сколько было крестов на бортах самолетов, которые мы столь успешно отправили в утиль. Десятки и десятки.

Да, так оно и было. Вот только я отнюдь не предполагал, что там базировались очень серьезные ребята. Я знал это точно.

– Да уж… – старший лейтенант хмыкнул. – Серьезные звери. И охрана у них была – будь здоров. А взяли вы их просто фантастически чисто. Мой старшина до сих пор в шоке от того, что мы только семерых потеряли. Такая мясорубка была…

Это – да. Аэродром под Старым Быховым[44]охранялся весьма серьезно. Уж не знаю, все ли аэродромы люфтваффе охранялись таким образом или конкретно этот, а может, дело было в том шорохе в немецких тылах, который мы навели, но этот аэродром, на котором базировалась почти сотня самолетов, большая часть из которых была истребителями (а еще несколько десятков пикировщиков и по несколько штук трехмоторных транспортников и одномоторных связных «аистов»), охранялся более чем серьезно.

Кроме полутора десятков малокалиберных зенитных орудий и четырехорудийной батареи зенитных пушек среднего калибра аэродром охраняло около батальона пехоты, на вооружении которой было шесть немецких бронетранспортеров с пулеметами, а также четыре трофейных советских пушечных бронеавтомобиля типа БА-10. Три из них, внешне, были на ходу, а у четвертого отсутствовало два колеса с левого борта. Так что левым бортом он опирался на короткие металлические козлы, сваренные из обрезков рельсов. Но вооружение у него, похоже, было в полном порядке. Кроме того, по периметру аэродрома были оборудованы шесть пулеметных гнезд, три из которых были позициями, укрепленными мешками с песком, а другие три были оборудованы в окопах полного профиля. Каждое из пулеметных гнезд прикрывали подразделения стрелков – от отделения до взвода. Кроме того, на некотором отдалении от пулеметных гнезд проходили маршруты нескольких патрулей. Ну а наиболее важные объекты – штаб, склад ГСМ, стоянка автотехники, склад боеприпасов и так далее, дополнительно охранялись отдельными часовыми.