Опрокидываюсь в лед ее глаз, холодных и бездонных. Втянув в себя воздух, поднимаю ладони вверх по талии Диар томно прикрывает ресницы и в следующий миг накрываю ее руки срывая со своей шеи. Баронесса сухо улыбнулась, когда я прижал ее аккуратные пальчики к своим губам.

— Спасибо что волнуешься за меня, я просто устал, — выпустил ее руки, оставив баронессу стоят в одиночестве и отошел к столику подхватывая графин вливаю еще вина. — Урана осталась в Тарсии.

Слышу, как зашуршало платье, баронесса подходит ко мне со спины, проводит ладонями по плечам.

— Позволь мне остаться с тобой, — прошептала горячо, посмотрев снизу, алые губы растянулись в призывной улыбке, искушая — она это могла безукоризненно.

— И ты забудешь о своей усталости.

Я делаю пару глотков, отставляя бокал и поворачиваюсь к баронессе.

— Нет, Диар.

Она замерла, смотря на меня неотрывно и, вдруг мягко улыбнулась.

— Ну как хочешь, — пожала она плечиком, отстраняясь и я в последний миг замечаю, как потускнели льдистые глаза.

Я стискиваю зубы — не хотел ее обижать, но по-иному не получалось. Она берет ту же бутылку и наполняет почти до краев бардовой жидкостью, подняла к губам, делая глоток. А я чувствовал себя полным болваном, но не рассказывать же ей в конце концов, что я встретил свою пару. Да и поймет ли она? Баронесса сделала еще один глоток, потом еще и еще, пока не опустошила бокал и схватила следующую бутылку. Я рывком забрал ее.

— Довольно, Диар. Помню у тебя аллергия на красное вино.

Глаза ее успели затуманиться, на щеках уже проступила нездоровая краснота.

— Ты меня отвергнул, — заявляет баронесса, а я закатываю глаза. От нее не ожидаю слышать подобное. Всегда холодная и стойкая, казалось ничем ее не проймешь, наверное, я ошибался в ней.

— Нет.

— А что тогда? Что не так? — повторяет она вопрос. — Я ждала тебя. Скучала. А ты…

Выпитое то немногое мной в компании с виконтом, тоже дает о себе знать — вино разгорячило кровь и теперь размягчило мышцы. Потому усталость, стоило о ней сказать, накатывает грузом на плечи. Но я не хочу делить постель с Диар. Теперь меня заполняла только Урана, только с ней жажду делить свое тепло.

Диар тянется ко мне, казалось делая последнюю отчаянную попытку. Ее дыхание скользит по моим губам, она поддается еще ближе. Я уклоняюсь от поцелуя.

Баронесса в упор смотрит на меня, поджимает губы выказывая горечь, понимая, что все ее способы сегодня проигрышны.

— Извини меня, — признает свое поражение Диар. — Наверное, ты прав, вино мне лучше больше не пить. Но я в самом деле скучала. Арас в последнее время такой холодный, раздраженный. Поэтому я была удивлена, что он так спокойно отнесся к тому, что ты не привез его добычу.

Я невольно сжимаю челюсти — «Его добыча»

Диар сухо улыбается, смотрит на дверь.

— Хорошего тебе отдыха, граф, — вежливо прощается она, — доброй ночи, — разворачивается и идет к двери, оставляя после себя горькое послевкусие. Тем лучше. Я ставлю бутылку и отправляюсь к себе в покои, едва сдерживаясь что бы не крушить стены. Все же Диар сумела подлить и без того до краев наполненную чашу терпения яда.

Этой ночью я не спал, не потому что разговор с Арасом прошел напряженным, где он не дал мне никаких ответов, не нарушило бы мой сон и недомолвки с Диар, а от того, что Урана, думала обо мне. Вторая ипостась воспринимала это, как зов. Он разносился во мне громким колокольным звоном отдаваясь во все части моего тела, истязая, вынуждая обратиться и пуститься к ней. Ко всему образы ее тонкого тела с небольшой, но такой сочной грудью и этот запах ее желания — тонкий нежный — проникал под кожу, возбуждал до безумства. Я вожделел ее до рези в паху.

— Вседержитель, Урана, прекрати! — ревком сел в постели, продирая всклоченные волосы пятерней.

Я проснулась ранним утром и не сразу поняла, где нахожусь. А потом все что произошло вчера обрушилось на меня водопадом, придавливая к постели. Сжимая мягкое из нежной шерсти покрывало в пальцах, вспоминаю все в подробностях и щеки загораются от стыда. Граф ушел, оставив меня спящей здесь в своей комнате в тепле. Его рядом не было и тут как обухом по голове вспоминаю то что он вчера мне говорил. Должен уехать. Поднимаюсь, оглядываюсь. За окном пасмурно, но посветлело уже давно. Неужели уехал, не сказав ни слово? резко откидываю край одеяла и сажусь на диване. Было тихо, угли уже давно остыли, на камине стоит портрет. И снова щеки вспыхивают, какой порыв меня вчера постиг, что я смогла нарисовать подобное, хотя ничего в том такого преступного не было, ведь натурщиков я рисовала и не раз в своей школе. Но с Айелием было по-другому.

Поправляю растрепавшиеся волосы, пытаясь разодрать их пальцами, да толку от того было мало, потому скручиваю в «улитку» и просто закалываю шпилькой — добраться бы до комнаты. Да и увидят меня если только слуги, коих не так уж и много в поместье. И все же я начинаю волноваться. Если граф ухал не попрощавшись, то… Закусываю губу в досаде и смотрю на настенные часы. Меня обливает холодной волной, когда я вижу, что время уже было далеко за полдень. Вот это я проспала! Выбегаю из комнаты и несусь по галереи, придерживая воздушные складки платья.

«Элин, наверное, там с ума сходит, куда я пропала»

Дорогу я помнила и потому без труда добралась до своих покоев минув лестничной пролет, задержалась, когда услышала в зале болтовню слуг, пустилась быстрее оставаясь незамеченной. Распахнув дверь, я бесшумно скользнула внутрь да так и застыла на пороге, ослепленная белоснежной красотой нежных камелий. Едва дыша прошла к ним — цветы были повсюду, казалось заполняли всю комнату и их сладкий запах кружил голову. Отдышавшись осторожно беру в ладони тугой шар бутона, оглаживаю, не зная, что и думать.

— Наконец-то вернулись, миледи! — раздался голос Элин за спиной.

Камеристка не удивилась тому что здесь творилось, видно уже заходила, а быть может граф ее о чем-то предупредил. И все же, не смотря на такую приятную неожиданность, обида да проступила, за то, что Айелий уехал молча. Хотя держать отчет он передо мной и не должен.

— Ты его видела Элин? Он был тут? Говорил тебе что-то?

— Да миледи. Еще ранним утром.

Я отрываю взгляд от завораживающей красоты, поворачиваюсь к служанке, въедаясь в нее взглядом, ожидая продолжения.

— Он только сказал, чтобы вы не выезжали в город и дождались его.

Я совсем растерялась и даже огорчилась, вновь повернулась к цветам проведя по прохладным лепесткам нежно-чайных и только тут приметила бумажный сверток, зажатый между стеблями, выдернув пергамент, посмотрела на камеристку, та смущая вдруг предложила:

— Я пойду приготовлю вам обед, вы, наверное, голодны и заодно заварю чая. Спуститесь в столовую или сюда принести?