Лорел вспомнила, как однажды плакала ее одноклассница только потому, что ей купили поношенную форму в отделе уцененных товаров. Тогда ей и в голову не могло прийти, что девочка училась на школьную стипендию, а ее родители вынуждены были экономить на всем.

— Дети бывают такими жестокими.

— Мне можешь об этом не рассказывать.

Лорел на собственном опыте знала, что взрослые тоже могут быть жестокими. Но ее обиды не шли ни в какое сравнение с тем, что пережил в детстве Бретт.

— Для них я был ничтожеством. Я не принадлежал к их кругу, к их жизни, и они не упускали случая, чтобы напомнить мне об этом.

— Но сейчас все изменилось. Теперь ты один из них. Ты прошел все стадии, чтобы занять свое место.

— Точно. Можешь считать меня занудой или снобом, но мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем я стал тем, кем стал, и поэтому в моем доме будут только новые вещи самых известных дизайнеров.

— Договорились, но все же если ты передумаешь…

— Не передумаю. Я не из тех мужчин, которые меняют свое мнение через каждые полчаса.

Ну что ж, в глубине души она и сама это знала. Его слова только лишний раз подтвердили, что ей не стоит надеяться на какие-либо перемены в их отношениях.

— Что-то не припомню, чтобы я видел такое в тех журналах с образцами, которые принесла Рене. — Бретт держал в руке легкое покрывало и вопросительно смотрел на Лорел. — Это для колыбельки?

Его вопрос вернул ее к действительности. Разве они съехались не из-за ребенка? Только Джуниор связывает их, и больше ничего.

— Я нашла это на распродаже. Против новых вещей, купленных на распродажах, ты, надеюсь, возражать не станешь?

— Распродажи годятся.

И на том спасибо, иначе как бы ей удалось уложиться в ту смету, которую он сам же и составил? Бретт поднял с пола выкрашенную в вишневый цвет букву “А”, повертел ее в руках, рассматривая со всех сторон и, наконец, решил поинтересоваться:

— А это тебе зачем?

— Я подумала, что комната будет выглядеть интереснее, если пустить деревянные буквы в качестве канта на стенах. К тому же они хорошо сочетаются с покрывалом. Видишь, здесь по ткани отпечатали штамп в виде букв алфавита.

— Интересно. А в какой цвет ты собираешься выкрасить стены?

— В цвет слоновой кости. Не беспокойся, я буду использовать только краски на акриловой основе, они не содержат токсинов.

— Судя по всему, комната получится что надо.

— Надеюсь на это, — улыбнулась Лорел. Специальных знаний у нее не было, поэтому она полагалась исключительно на свой вкус и внутреннее чутье. И именно оно подсказывало, что она все делает так, как надо. — Я хочу устроить так, чтобы буквы на стенах в любой момент можно было передвинуть. Тогда мы сможем, играя с ребенком, складывать из них слова и учить его говорить.

— Кажется, ты подумала обо всем?

— У малыша вряд ли будет такая комната, когда я перееду. Мне хочется, чтобы здесь у него был свой, ни на что не похожий уголок.

— Ты знаешь, что можешь оставаться в этом доме столько, сколько захочешь. Я буду рад.

Внезапно Лорел почувствовала легкой толчок, как будто бабочка, расправив крылья, вспорхнула у нее в животе.

Ребенок! Она замерла.

— Что случилось? — В голосе Бретта чувствовалось беспокойство.

— По-моему, ребенок шевельнулся.

— Ты уверена?

— Мне так кажется. Ты чувствуешь что-нибудь? — Она положила его руку себе на живот. Такие моменты предназначаются для обоих родителей. — Чувствуешь?

— Нет, ничего. Не рановато ли для ребенка?..

— Я уверена, он шевельнулся! — Она передвинула его руку. — А так?

— Извини, но я ничего не чувствую. У тебя такой упругий живот, мне почему-то казалось, что он должен быть мягче. Но я верю тебе на слово. Ты мать — тебе виднее.

— Мой отец часто повторял… — Ее голос предательски дрогнул.

— Эй, ты как? В порядке?

Лорел молча кивнула в ответ. Воспоминания об отце все еще причиняли ей боль. Как он мог так обойтись с ней? А мама?.. Почему между ней и ее родителями разверзлась такая страшная пропасть? Вряд ли им когда-нибудь удастся ее преодолеть…

— Что я скажу ребенку о его бабушке и дедушке? Как объясню, что они ничего не хотят знать о своем внуке?

— Ну, до этого еще далеко.

— Все равно, наступит день, когда мне придется рассказать всю правду.

— Может быть, к тому времени вы с матерью восстановите отношения…

— Моя мать не желает знать ни обо мне, ни о моем ребенке.

— Но она все-таки твоя мать.

Уже нет. Как бы горько это ни прозвучало, Бретт должен знать всю правду о Серене Уортингтон.

— Еще до своего отъезда во Францию мама попросила называть ее Сереной. Она боялась, что двадцатитрехлетняя беременная дочь помешает ей заполучить второго богатого мужа. Это ее слова. Я понимаю, жить с моим отцом было не просто, но чем она лучше?

— Иди ко мне. — Бретт привлек Лорел к себе и крепко обнял. — Просто твоя мама еще не поняла, что она теряет.

— Даже если она когда-нибудь это поймет, ей будет все равно.

Правда всегда больно ранит. Лорел не могла простить свою мать, ни тогда, ни сейчас. И забывать преподанного ей жизнью урока не собиралась. Рядом с Бреттом покойно и легко, он всегда поможет, но пробиваться в этой жизни она должна сама.

К тому же он никогда не скрывал, что хочет жениться на ней только ради того, чтобы у их ребенка была семья. Лорел ценила его за честность. Ради Джуниора она тоже была готова на все, но не на то, чтобы выйти замуж без любви. Мягко отстранившись от Бретта, она решительно произнесла:

— Я никогда не стану такой, как моя мать. Никогда.

Ну и денек у него выдался! Подходя к двери своего дома, Бретт развязал и с облегчением стянул галстук. Последние две недели вообще были не из легких, но такого, как сегодня… Рынок словно взбесился: после обеда индексы ценных бумаг большинства нефтяных компаний, как по команде, рухнули вниз и продолжали снижаться до самого закрытия. Пришлось обзванивать всех инвесторов и лично их успокаивать. Одни эти звонки стоили ему полжизни и отняли несколько часов времени.

Спасибо Дебби, она отвезла Лорел домой. Лорел, конечно, осталась бы и на дополнительное время, но в ее положении не следует переутомляться. Желание Лорел работать — по оформлению дома или в “МГИ” — до сих пор поражало Бретта. Сейчас, глядя на нее, никто бы не подумал, что когда-то она была наследницей миллионного состояния и вела соответствующий образ жизни. Бретт с уважением относился к ее стремлению преуспеть, хотя в дизайне ей это явно удавалось лучше, чем в бизнесе. Впрочем, чем бы она ни занималась, она отдавала себя этому полностью.