— Почему я? — пробормотала она, хотя уже знала ответ.

— Потому что Хант тебе симпатизирует. Всем это известно. И поэтому он гораздо более склонен прислушаться к тебе, чем, скажем, к кому-то из нас.

— Он ничего не делает просто так, — заметила Аннабел, морщась от боли в щиколотке. — Что, если он потребует чего-то невозможного?

Последовала длинная неловкая пауза.

— Ты могла бросить ему что-то вроде кости, — протянула наконец Лилиан.

— Какой именно кости? — с подозрением переспросила Аннабел.

— О, просто позволь ему тебя поцеловать, если именно так можно заткнуть ему рот, — небрежно бросила Лилиан.

Аннабел, растерявшись от неожиданности, резко остановилась.

— Господи, Лилиан, я неспособна на такое!

— Но почему? Ты ведь уже целовалась раньше. Верно?

— Да, но…

— Тогда не все ли равно, чьи это губы? Только постарайся, чтобы вас не увидели, и не затягивай удовольствия. Главное — как можно скорее с этим покончить. Тогда и волки будут сыты, и овцы целы, то есть и мистер Хант успокоится, и наш секрет будет в безопасности.

Аннабел со сдавленным смехом покачала головой, но сердце забилось с почти болезненной силой. В памяти сразу всплыл тот поцелуй в театре панорамы, те секунды чувственного урагана, который оставил ее потрясенной и лишившейся дара речи.

— Только ясно дай понять, что один поцелуй — это все, на что он может рассчитывать, — предупредила Лилиан, — и что больше этому не бывать.

— Прости, если я брошу тень на твои планы, но они воняют, как долго пролежавшая на солнце рыба. Существует огромная разница между теми, кому принадлежат губы, и если их хозяин мистер Хант, я не желаю даже думать ни о чем подобном! И он никогда не удовлетворится чем-то тривиальным вроде поцелуя, а кроме этого, я ничего предложить не могу.

— Ты действительно находишь мистера Ханта столь омерзительным? — лениво осведомилась Лилиан. — Но он не так уж плох. Я бы даже осмелилась назвать его красивым.

— Он настолько несносен, что я никогда не замечала его внешности. Но должна признать, что он…

Аннабел смущенно замолчала, рассматривая проблему в новом и совершенно необычном свете.

Объективно говоря… в тех невероятных обстоятельствах, когда кто-то вообще может быть объективен насчет Саймона Ханта, он действительно неплох собой. Правда, эпитет «красивый» обычно относится к людям с точеными чертами лица и стройными, элегантными фигурами. Но Саймон Хант, с его дерзкой физиономией, горящими черными глазами, носищем, который мог принадлежать исключительно мужчине, и широким ртом, в уголках которого вечно таится неуместная веселость… Даже необычный рост и массивная фигура, казалось, удивительно ему шли. Словно сама природа признавала, что он не из тех созданий, которые довольствуются полумерами.

С самой первой встречи ей было не по себе в его присутствии. Хотя Аннабел никогда не видела его иначе, чем безупречно одетым и прекрасно владеющим собой, все же остро ощущала, что Хант в лучшем случае был лишь наполовину укрощен. Интуиция предупреждала, что за его издевательской манерой вести себя и лощеным фасадом скрывается человек, способный на тревожащие глубины страсти, а может, и на жестокость. И вряд ли он способен кому-то покориться.

Она пыталась представить смуглое лицо Ханта, нависшее над ней, жаркое тавро его рта, руки, смыкающиеся на ее талии… все как раньше, если не считать того, что на этот раз она с готовностью отдастся его поцелую.

Он всего лишь мужчина, нервно напомнила себе Аннабел. А поцелуй действительно ничего такого не значит. Но на тот момент, пока он будет длиться, между ними возникнет особая близость. Кроме того, после этого Саймон Хант при каждой новой встрече станет молчаливо злорадствовать. Вынести такое будет трудно.

Девушка потерла лоб, который вдруг заныл, словно от удара битой.

— Не можем мы просто проигнорировать все, что было, и понадеяться, что у него хватит воспитания не болтать на всех углах?

— О да, как же, — саркастически фыркнула Лилиан. — Мистер Хант и хорошее воспитание, можно сказать, неотъемлемы друг от друга. Но не важно. Давай скрестим пальцы на удачу и станем выжидать… если твои нервы способны такое вынести.

Аннабел, снова застонав, принялась массировать виски.

— Ну хорошо. Я поговорю с ним сегодня. И… — она немного поколебалась, — и даже поцелую его, если уж так необходимо. Но посчитаю это более чем достаточной платой за подаренные мне платья.

Губы Лилиан искривила довольная улыбка.

— Уверена, что вы с мистером Хантом сумеете прийти к какому-то соглашению.

Расставшись с подругами в холле, Аннабел поднялась к себе немного подремать, что, как она надеялась, восстановит ее силы перед вечерним балом. Матери нигде не было видно. Она скорее всего предпочла выпить чаю с приятельницами в нижнем салоне. Аннабел радовалась ее отсутствию, позволившему ей переодеться и умыться без необходимости отвечать на нежелательные вопросы. Хотя Филиппа была любящей и снисходительной родительницей, она вряд ли обрадовалась бы известию о столь непростительной проделке.

Надев свежее белье, Аннабел улеглась на чистые простыни, но, к ее раздражению, боль в ноге мешала заснуть. Чувствуя себя усталой и раздраженной, она позвонила и велела горничной принести тазик с холодной водой. Опустила туда ногу и сидела добрых полчаса. Щиколотка сильно распухла. Нет, сегодня определенно несчастливый день!

Сыпля проклятиями, она натянула чулок на бледную вспухшую плоть и медленно оделась, после чего снова позвонила горничной и попросила затянуть шнуровку корсета и застегнуть желтое шелковое платье.

— Мисс, — пробормотала горничная, сочувственно глядя на осунувшееся лицо Аннабел, — вы не слишком хорошо выглядите. Может, вам что-нибудь принести? Экономка держит в чулане снадобье от женских недомоганий…

— Нет, дело не в этом, — пробормотала Аннабел со слабой улыбкой. — Просто подвернула ногу.

— В таком случае очень помогает настой из ивовой коры, — предложила девушка, застегивая длинный ряд пуговиц. — Сейчас побегу принесу. Выпьете его, а я тем временем сделаю вам прическу.

— Да, спасибо.

Аннабел стояла неподвижно, пока ловкие пальцы управлялись с пуговицами, а потом с облегченным вздохом опустилась на табурет перед туалетным столиком и уставилась на свое отражение в зеркале времен королевы Анны.

— Понять не могу, как это я ее повредила. Меня трудно назвать неуклюжей.

Горничная взбила отделку из золотистого тюля на рукавах.

— Уже иду за чаем мисс. Вот увидите, вам сразу станет легче.

Не успела она выйти, как в комнате появилась Филиппа и, улыбнувшись дочери, встала за ее спиной.

— Прелестно выглядишь, дорогая.

— А чувствую себя ужасно, — сухо сообщила Аннабел. — Сегодня во время прогулки с остальными старыми девами подвернула ногу.