Получившим такие номера гарантировались жизнь и работа.

Но какая? В каких случаях люди требовались именно в «зондеркоммандо»?

Только в одном – если рук у «зондеркоммандо» в этот момент не хватало. Нехватка же возникала в двух ситуациях: или когда членов «зондеркоммандо» становилось меньше (иными словами, когда их всех или их часть отправили в печь или назначили для этого определенный день), или когда работы – «спецобслуживания» не прошедших селекцию евреев – становилось все больше и больше, пока было уже невпроворот: так оно случилось и весной 1944 года, когда эшелон за эшелоном (а нередко и по нескольку эшелонов в день) начали прибывать венгерские и греческие евреи.

Примером первого варианта служит судьба самого Залмана Градовского или братьев Драгонов – Шлоймо и Абрама, двух евреев из Жиромина, попавших в Аушвиц 9 декабря 1942 года с транспортом из Млавы96. Тогда крематориев в Биркенау еще не было. В ходу были только ямы у двух бункеров, – это оттуда пахло горелым мясом, это их низкое пламя – особенно зловещее в ночи – было видно издалека…

Как и Градовский, братья попали поначалу в карантинный блок 25-й зоны «B» в Биркенау, но буквально на несколько часов, так и не отбыв положенные по регламенту три карантинные недели. В тот же день их перевели во 2-й блок, где до них жил предыдущий состав «зондеркоммандо»97. Уже назавтра, 10 декабря, новичков вывели на работу к одному из бункеров. Потрясенный увиденным, Шлоймо попытался перерезать себе вены осколком бутылки, из-за чего назавтра его (а заодно и его брата) пожалели и оставили в бараке штубовыми. После этого всю команду перевели в блоки 13 и частично 11 (в блоке 11 размещалась еще и штрафкоммандо). В блоке 11 братья прожили около года, пока их не перевели в блок 13, а летом 1944 года – непосредственно на крематории.

Примерами второго варианта могут послужить случаи Леона Когена и Иозефа Заккара98.

Первый родился в 1920 году в Салониках, получил светское образование, но учил иврит в воскресной школе99. В Аушвиц попал, как и Наджари, 11 апреля 1944 года100, получил номер 182492. После карантина его перевели в Биркенау и включили в состав «зондеркоммандо». Его выдуманная профессия – дантист – оказалась на новом месте необычайно востребованной: он вырывал у жертв золотые зубы и протезы. Работал сначала в бункере, потом на крематории IV, а затем на крематории III, благодаря чему и уцелел.

Его рабочее место как «дантиста» находилось всего в трех метрах от ближайшей печи. Раскрыть рот (клещами!), осмотреть ротовую полость, вырвать зубы, и все – кивок головой: следующий! И так до 60–75 трупов за 10 минут!101

Иозеф Заккар, родом из греческого городка Арт, был схвачен 24 марта 1944 года и привезен в тюрьму Хайдари, что под Афинами. Там он пробыл до 2 апреля, а назавтра его самого, его отца, мать и сестер вместе с другими посадили в товарные вагоны и 14 апреля – накануне Пасхи – привезли в Аушвиц. Родителей он больше уже не увидел, а с сестрами расстался позднее.

При регистрации он получил номер 182739. 12 мая в карантинном бараке провели еще одну мини-селекцию, но более строгую, с медицинским осмотром, после чего отобрали 200 или 300 человек102. Среди них оказались и его греческие соотечественники – братья Венеция, братья Коген, братья Габай из Афин, Шаул Хазан, Михаил Ардетти, Пеппо-Йозеф Барух, Марсель Наджари, Даниэль Бен-Нахмиас, Менахем Личи и другие.

Всех новичков перевели в блок 13 зоны Д. Узники, которые уже там были, «пожалели» новичков и не стали им ничего рассказывать и объяснять, – сказали только, что в еде и всем прочем недостатка не будет, но что работа будет тяжелая и что будет ее много. Что именно за «работа» их ожидала, стало ясно из «экскурсии» назавтра к бункерам – огромным кострам на открытом воздухе, где полыхали на политых мазутом дровах еврейские трупы.

Как и Коген, Заккар начал работать на крематории IV, а через три дня был переведен на крематорий III, где и проработал до скончания самого концлагеря Аушвиц.

О себе Заккар говорил, что, как и все другие, он вскоре стал автоматом, машиной, «всего лишь маленьким винтиком в механизме фабрики смерти»103. Он твердил заученные слова, успокаивал ими себя. Если бы он мог плакать – плакал бы, не переставая, а так можно сказать, что он плакал без слез, море его слез навсегда пересохло. И после Аушвица уже и вовсе никогда не плакал104.

Упомянутые Заккаром братья Габай из Афин – Самуил, Дарио и Яков (все, кстати, итальянские граждане)105 – прибыли из Салоник тремя днями раньше его – во вторник, 11 апреля. Из их эшелона в 2500 человек первоначальную селекцию на рампе прошли около 700 человек. А далее история Якова Габая (№ 182569) в точности совпадает с заккаровской, вплоть до номера крематория.

В чем заключается феномен «зондеркоммандо»?

Многосложная этическая проблематика сопровождала каждого ее члена буквально на всем его лагерном пути.

Вот узника N во время селекции отобрали в члены «зондеркоммандо», разумеется, ни слова не сказав ему о его будущей деятельности: эту мерзкую информационную миссию, как правило, брали на себя все те же уцелевшие от ротаций и селекций старожилы – после того, как надзиратели приводили новобранцев в их общий барак.

Новичка ввели в курс дела, – наконец, до него доходит, что его близких – жены, отца, матери, детей – уже нет в живых. А если почему-то с их убийством вышла заминка, то не исключено, что ему еще придется «обслуживать» и их убийство! Он потрясен, оглушен, контужен… А что дальше? Как должен он реагировать на весь этот непередаваемый ужас? Ведь любая форма отказа или хотя бы возмущения, несомненно, была бы самоубийством.

Кстати, такого рода самоубийства или хотя бы покушения на них, конечно же, случались, но были они большой редкостью106. Я. Габай рассказал о Менахеме Личи, в первый же свой день действительно прыгнувшем в огонь107. То же сделал и Лейб-Гершл Панич, но в последний день – в день восстания108. Э. Айзеншмидт сообщает сразу о трех известных ему случаях: два – это еврейские врачи во время восстания в октябре 1944 года, а третий – некий бывший полицейский из Макова, проглотивший 20 таблеток люминала, но его все равно спасли109. Об аналогичном случае на крематории V с капитаном греческой армии подробно вспоминает и М. Нижли110, его спаситель. Кальмин Фурман, земляк Градовского по Лунне, пытался повеситься после того, как поучаствовал в сожжении трупов своих близких, но спасли и его111.

Есть свидетельства и о нереализованных намерениях совершить самоубийства – после жесткого шока от самого первого соприкосновения с чудовищной сущностью работы, отныне предстоявшей новобранцам. Так, Ш. Драгон хотел перерезать себе вены бутылочным осколком, а Ф. Мюллер тоже хотел было присоединиться к своим жертвам, но те, как он пишет, упросили его остаться в живых и все рассказать112.

Но рассказ Даниэля Бен-Нахмиаса о 400 с лишним греческих евреях из Корфу и Афин, отобранных в «зондеркоммандо» для «обслуживания» венгерских евреев на крематории II и дружно, как один, отказавшихся от этой чести, после чего их самих всех казнили и сожгли, – этот рассказ не вызывает к себе доверия113. Ибо как нет правил без исключения, так тем более нет правил, состоящих из одних исключений! Если бы такой потрясающий случай действительно произошел, был бы непременно отмечен и другими уцелевшими узниками «зондеркоммандо», особенно из числа самих греков.