Ордовикский конодонт Protopanderodus с желобком для ядовитой железы (длина 1 миллиметр); 470–460 миллионов лет; Польша. Институт палеобиологии Польской академии наук (предоставлено Хубертом Шанявски)

Вероятно, конодонты могли обездвиживать более крупные жертвы. Так поступают мелкие хищные млекопитающие — щелезубы (до прихода испанцев бывшие крупнейшими хищниками Карибских островов), землеройки и некоторые другие насекомоядные. Челюсть самого древнего из них — «гигантской» землеройки (она могла весить до 60 граммов — в два раза больше современных родичей) — палеонтологи Глория Куэнка-Бескос и Хуан Рофес из Университета Сарагосы обнаружили в отложениях возрастом 0,8–1,5 миллиона лет в испанских горах Атапуэрка. Известны и более древние ядовитые млекопитающие. Возможно, именно ядовитость помогла первым из них не просто пассивно выжидать окончания эры динозавров, а активно бороться за жизненное пространство. Правда, и динозавры могли отвечать тем же: у пернатого мелового дромеозавра синомитозавра (.Sinomithosaurus) из Чжэхоля на зубах обнаружены такие же канавки, как и у ядовитых змей и ящериц.

Защитным ядом обладают некоторые рыбы (шипы), земноводные (кожа), птицы (перья) и млекопитающие. Среди рыб только саблезубая рыба-собачка (Meiacanthus grammistes) обзавелась ядовитыми зубами, но пускает их в ход, лишь оказавшись во рту у хищника: парализовав укусом его челюсти, она выплывает на волю, а тот остается с открытой пастью, будто находится в зубоврачебном кабинете. А у беззащитных на вид лемуров лори ядовитый секрет выделяется в локтевых сгибах: его запах отпугивает хищников, но некоторые лори лапами переносят яд на зубы и превращаются в зверей с болезненным укусом.

В большинстве позвоночные и беспозвоночные (медузы, морские улитки, осьминоги, скорпионы, пауки, насекомые) используют яд, чтобы укусом обездвижить свою жертву на время или навсегда. Яд — в большей степени орудие нападения, а не защиты, то есть еще одна инновация хищников. Неслучайно мы видим, что первыми его начали использовать именно хищники. Ядовитая железа появлялась в эволюции неоднократно и всегда сходным путем: этот орган развивается на основе челюстных желез благодаря всего нескольким мутациям соответствующего белка.

Нижняя челюсть плейстоценовой землеройки Dolinasorex glyphodon с ядовитым зубом (длина 12 миллиметров); 2,5–0,8 миллиона лет; горы Атапуэрка, Кастилия-Леон, Испания. Университет Сарагосы (предоставлено Хуаном Рофесом)

Самыми известными ядовитыми хищниками являются змеи, которые, вероятно, унаследовали эту особенность от общего предка с близкородственными им ящерицами — варанами и ядозубами. В современном мире самым крупным ядовитым животным является комодский варан, а среди ископаемых — его шестиметровый австралийский родственник мегалания (Megalania), самый большой наземный хищник в истории самого маленького континента, возможно даже считая местных динозавров.

Своего рода яд — сильные кислоты (например, соляную) и щелочи — использовали и хищники с иными, нефосфатными по составу, зубами. Правда, в ископаемой летописи такие зубы практически не встречаются, но зато прекрасно сохранились их следы.

Каждый из хищников изобретал своего рода бормашину — кто с помощью зубов, кто заточенными шипами на раковинах они приспосабливались проделывать аккуратные дырочки в панцирях своих жертв, впрыскивать туда яд или разжижающее вещество и выедать или высасывать готовое блюдо.

Начало этому 530 миллионов лет назад положили какие-то раннекембрийские животные, проедавшие и прокусывавшие еще не очень толстые раковины первых брахиопод и трилобитов. Мы не знаем, кто именно этим тогда занимался, но твердо знаем одно — хищник. С тех пор ни одно живое существо, под каким бы толстым панцирем оно ни укрылось, не может чувствовать себя спокойно. Сверлят раковины всех: и малоаппетитных иглокожих и брахио-под, и упитанных двустворчатых, брюхоногих и головоногих моллюсков. За последние полмиллиарда с лишним лет, то есть с момента появления первых сверлильщиков, их поле деятельности лишь расширялось, активность возрастала, а навыки совершенствовались. Судя по следам сверления, со временем хаотичные попытки проникнуть под панцирь в любом месте сменились на умелую осаду наиболее уязвимых участков — скажем, в местах смыкания створок или между разными по структуре слоями. В итоге на каждую удачную попытку добраться до сердцевины жертвы приходилось все меньше неудачных. Конечно, усиливалась и оборона: потенциальные жертвы выстраивали раковины из более прочных композитных материалов, обзаводились дополнительными ребрами жесткости и бугорками, просто делали раковину толще. В ответ новые поколения хищников еще углубленнее изучали свой предмет: в последние 140 миллионов лет все реже спасает даже усиленная известковая броня пятисантиметровой толщины.

Именно история дырок даже в большей степени, чем история зубов, клешней и прочих приспособлений для взламывания, прокусывания и дробления чужих защитных приспособлений, как показал палеонтолог Герат Вермей из Калифорнийского университета (Дэвис), позволяет выстроить историю хищников и столь зависимого от них остального мира. В ней четко выделяются три этапа: раннекембрийский большой эволюционный взрыв (540–515 миллионов лет назад), великая ордовикская радиация (480–450 миллионов лет назад) и мезо-кайнозой-ская эскалация (240 миллионов лет назад — ныне).

Один из крупнейших донных кембрийских хищников — членистоногое Phytophilaspis pergamena (длина 15 сантиметров); река Лена, Республика Саха (Якутия); 515 миллионов лет. Палеонтологический институт РАН

В раннекембрийскую эпоху моря впервые наводнили многоклеточные хищники, быстро составив почти треть видового разнообразия кембрийского океана. В толще воды плавали большеглазые аномалокаридиды с огромными членистыми предротовыми придатками; гребневики с клейкими щупальцами; морские стрелки, или щетинко-челюстные, с парным набором мощных подвижных крюч-ковидных хватательных щетинок (их фосфатизировэнные ископаемые остатки называют протоконодонтами); позднее — конодонтоносцы и медузы. По дну сновали различные членистоногие с прокалывающими и ударными конечностями. Зарывшись в ил, на дне таились головохоботные черви: они резко выворачивали свои усаженные острыми крючьями хоботки и захватывали любого, кто по неосторожности оказывался на краю норки. Если у самых больших современных головохоботных — приапулид — размер ротового отверстия не превышает нескольких миллиметров, то у их раннекембрийских предшественников поперечник рта с режущими зубными пластинами достигал 20 сантиметров, а сами они, вероятно, вырастали до метра и больше длиной. О пищевых предпочтениях этих животных можно судить по содержимому их ископаемых желудков (кололитов) и испражнений (копролитов), остаткам трапезы в норке. Все это набито десятками ске-летиков хиолитов, трилобитов, кольчатых червей и других существ того времени.