Наш аргумент вызвал у Гамсахурдии гнев. Зачем грязными лапами трогать достойное имя Берии, возмущался он. Сказано, что турки Грузии не нужны, значит, так и будет. И если мы — члены комиссии — сами не турки, то могли бы это понять.

А почему, собственно, все должно зависеть от воли уважаемого Звиада Гамсахурдиа? Он ведь выражает личную точку зрения — у него нет государственного статуса. Если в параличе вся официальная грузинская власть, тогда пусть люди на месте выскажут свое мнение. Нужен сход граждан Месхетии. Так мы сказали нашему собеседнику.

— Сход так сход, — нехотя согласился Гамсахурдиа. — Будет вам сход!

Через день нас ждал вертолет МИ-8, мы полетели в Ахалкалакский район. Странно только, что с нами не было ни одного сопровождающего. В большой машине лишь пилоты и мы, три члена комиссии. Нам, понятно, никто не сказал, что Гамсахурдиа решил нас проучить. Своим активистам он велел собрать на сельском стадионе сотни три-четыре крепких мужчин и объявить перед нашим прилетом, что русские на броне танков везут в их район семьи турок — будут забирать у Грузии дома и землю. А первую группу турок везет на вертолете троица московских депутатов. Пусть толпа позабавляется с нами. Это мы узнали позже, по возвращении в Тбилиси — от людей Гамсахурдиа.

Был летний ясный день. Вертолет пробирался по ущельям, меж склонами гор: внизу белели поселки и зеленели сады. В неширокой долине машина сбавила скорость, стала снижаться, и вот мы увидели сельский стадион — по одну сторону поля трибуны для зрителей, а по другую — пирамидальные тополя. Народу по нашим прикидкам, было не меньше тысячи. Вертолет завис Для посадки, люди разбежались в разные стороны, и мы плюхнулись на газон. Толпа сомкнулась недалеко от машины.

Я продумывал, с чего начать непростой разговор с местными жителями, и мы спустились по лесенке, приветливо улыбаясь. Вдруг от основной массы собравшихся отделилась и ринулась в нашу сторону толпа крепких мужчин. Они повалили всех троих на землю, схватили за руки и ноги и куда-то поволокли. Вокруг стоял гвалт. Меня тащили и били снизу ногами — по спине и по почкам. В смятении мы только успевали кричать: «Что вы делаете?» Кто-то пытался оторвать у меня вместе с лацканом пиджака значок народного депутата СССР.

Нас приволокли к тополям и бросили на землю. Толпа чуть расступилась, и я увидел, как два молодых человека прибивали поперек ствола дерева шершавый деревянный брус, а еще двое стояли рядом с молотками и гвоздями. Они мастерили крест. Я попытался подняться, но с ног меня сбили пинками. «Они хотят нас распять» — мелькнула догадка. Я даже представил, как они елозят моими руками по шершавому брусу, загоняя под кожу занозы, и сказал: «Вы же христиане. Бог накажет вас за такой грех землетрясением». У меня это вылетело экспромтом, но землетрясения там случались нередко, их очень боялись.

Исполнители приговора замешкались: нас трое, а крест один — с кого начинать. Пилоты что-то кричали по-грузински толпе. Высокий усатый мужчина подбежал к вертолету, сунул голову в дверь и объявил: «Там никого нет!»

— А где турки, которых вы везли с собой? — спросили нас из толпы.

— Какие турки? Мы летели одни.

— А где сейчас танки с турками, которые идут к нам?

— Какие танки? Нет никаких танков. Кто это вам все наплел?

Они стали разговаривать по-грузински, но понятно было, что люди ругаются между собой и кого-то ругают.

— А зачем вы приехали? — спросил седовласый грузин.

— Мы прилетели на сход. Советоваться с вами…

— Нечего с нами советоваться. Убирайтесь отсюда, — заорала толпа.

Нас снова подхватили за ноги и руки и поволокли к вертолету. Раскачав каждого в воздухе, забросили, как мешки с картошкой, в машину и захлопнули дверь. Мы полетели в Тбилиси, вытирая на лицах кровь и молча переваривая случившееся.

Комиссия представляла кремлевскую власть, хотя я и мои спутники присоединились к этой власти недавно и, можно сказать, случайно. Когда-то кремлевская власть своими волюнтаристскими, безжалостными решениями вырывала народы с корнем из родной земли и, как перекати-поле, пускала по ветру. А через десятилетия кремлевская власть, не понимая всей сложности проблемы, захотела восстановить историческую справедливость и призывала депортированные народы вернуться домой. Так было, например, с крымскими татарами, ингушами и вот теперь с месхетинцами.

А где те очаги, к которым звали вернуться беженцев? Там давно укоренились и греются семьями другие. Понятие исторической справедливости абстрактная форма. Оно не совпадает с понятием справедливости у тысяч людей, которых переселили когда-то на земли высланных. Они без боя брали эти земли, но отдавать без боя были не намерены. Последствия грубых ошибок и субъективистских решений власти всегда закладывались и закладываются, как мины на поле. Могут лежать годами, но обязательно взорвутся. И взрывы тем разрушительнее, чем больше недобросовестных людей используют чье-то недовольство в своих во-ждистских целях.

С Гамсахурдиа после этого я виделся только однажды. Летом 91-го Ельцин стал Президентом России, и на его инаугурацию съезжались главы союзных республик. Министрам правительства РФ поручили встречать и опекать их. Мне среди других достался Звиад Гамсахурдиа. Я встретил его у трапа самолета во Внуково, мы сели в одну машину и в сопровождении милицейского эскорта поехали в грузинское представительство, которое уже переоформлялось в посольство независимого государства.

Он опять сработал на опережение. В ноябре 90-го Гамсахурдиа стал председателем Верховного Совета Грузии и в марте 91-го, проигнорировав союзный референдум о сохранении страны, провел свой референдум за выход из состава СССР. В апреле 91-го Верховный Совет объявил о политическом и государственном суверенитете Грузии и о выходе из состава Советского Союза. А в мае 91-го Звиад был избран президентом страны. Он действовал синхронно с новыми руководителями прибалтийских республик — они вместе теснили неповоротливую кремлевскую власть, заставляя бросать ее на политическом поле брани богатые стратегические трофеи.

Мы ехали, не вспоминая историю с распятием на сельском стадионе, будто между нами ничего не было. И Гамсахурдиа по-отечески меня наставлял:

Почему центральная власть путается у России под ногами? Советского Союза уже нет. Переселите эту власть куда-нибудь в Магадан.

Вид у него был при этом серьезный. Я не выдержал и сказал, что мы согласны перевести Кремль в Магадан при условии, если Звиад позовет месхетинских беженцев в Грузию.

Гамсахурдиа сделал вид, будто не заметил подначки и мечтательно произнес:

— Если мы совместно депортируем в Сибирь всех осетин из Южной Осетии, я пущу туда несколько турецких семей.

Он оставался бесцеремонным в любой ипостаси.

В Москве членов нашей комиссии ждал еще один сюрприз. Узбекские власти обманным путем уговорили беженцев-месхетинцев перебраться на юг России, будто бы там ждут их для переселения в Грузию. Сформировали несколько железнодорожных составов и выпихнули турок из республики. Чисто азиатское вероломство! Никто Россию не предупредил — поезда прибыли на Кубань явочным порядком. Но там месхетинцами уже занялись местные власти: организовали питание и начали расселять по совхозам. А наша комиссия доложилась президиуму Верховного Совета СССР — с турками катастрофа. Да там и не ждали других результатов. Над страной уже опускалась мгла вакханалии, по стержню державы — центральной власти пошли глубокие трещины.