Книга только-только стала добираться в Россию. Давали друг другу на ночь почитать. И тут в Россию пришло вольное книгопечатание. Мемуары появились в многотиражном журнале. Это был прорыв. Книга была талантлива, а русский читатель хотел услышать про эмиграцию. И конечно, он не мог судить издали о том, с кем сводит счеты обиженная Нина… И все же книга дошла до читателя. Это была победа.

А тут случилось второе чудо. Французская переводчица наткнулась на сборник рассказов, который Нина Берберова издала после войны (скорей всего, за свой счет) в дышавшем на ладан русском издательстве «ИМКА-пресс». Переводчица перевела один рассказ и отдала в так же дышавшее на ладан провинциальное издательство «Акт-сюд». Мечтая выжить, издательство выпустило серию тонких карманных книжечек с расплывчатым грифом «Роман». Как раз к сезону отпусков. Чтоб было о чем поговорить, вернувшись из отпуска. «Я тут на пляже прочитал русский роман…» – «Войну и мир?» – «Нет, нет… “Аккомпаниаторша”… Какая-то Нина… Бр… Др… Знаешь, как у них, у русских… А что, неплохо!»

Произошло чудо, называемное «бестселлером». Издательство «Акт-сюд» было спасено. Издательство перевело все, что когда-нибудь писала Нина Берберова. Нине было в ту пору 87 лет. С тех пор выросли поколения французов, считающих Нину Берберову главной русской писательницей. Снобы оговаривают, что после Толстого, Достоевского, Чехова и Солженицына… – А кто такой Бунин? – Справьтесь у Нины…

Ей было 88 лет, когда она, автор никем не замеченной книжечки, изданной в 1949 году в Париже, пришла в студию на рю Монтень. Она была к тому времени во Франции русской литературной знаменитостью номер один. Она съездила и в Россию, которую не видела семьдесят лет… Она доживала последнее пятилетие в Америке в лучах своей мировой славы…

Урок для пишущих. Надо писать на века. Или дожить хотя бы до 90 лет.

Те, кого не утомили витрины и правобережная роскошь «отелей», могут еще с полчаса побродить по авеню Георга V (по-здешнему он Жорж Сенк) с двумя его знаменитыми международными отелями (в домах № 31 и № 35), поставляющими клиентуру для самых дорогих здешних магазинов и ресторанов, полюбоваться дворцами в стиле Людовика XV (дома № 11, 13, 15), где ведут свою непыльную работу сотрудники иностранных посольств, а также более поздними солидными строениями, где разместились банки, богатые фирмы, штаб-квартиры промышленников, а также радио– и телекомпании. На улицах, прилегающих к элегантной, мирной площади Франциска I, и на самой площади наряду с отелями в стиле Людовика XV (вроде отеля Клермон-Тоннер, где разместился самый что ни на есть Пьер Карден) можно увидеть фонтан работы знаменитого Давиу: белеет мрамор, плещет струя, утекает время нашей бесценной жизни…

Если идти по правой стороне Елисейских Полей в сторону Триумфальной арки, то не слишком знаменитая улица Колизея (rue Colisée) попадется вам почти сразу же после «клумбы» Рон-Пуан. Театр-колизей тут действительно существовал когда-то, с 1671 до 1780 года. В нем показывали спектакли, устраивали всякие праздничные представления, но в 1780 году колизей этот разломали, а название пристало к улице, и ни один мэр его отчего-то не поменял на более партийно-выгодное (во Франции это делают повсеместно, меняя то Голля на Тореза, то Дзержинского на мать Терезу и обратно). Земли эти, как и те, по которым пролегли нынче престижные авеню Матиньон, Елисейские Поля и улица Фобур-Сент-Оноре, принадлежали некогда графу д’Артуа, но с тех пор много воды утекло в Сене.

Нас, как вы, наверное, заметили, наряду с прочими занимают события XX века, а в нем – жизнь нищего и блистательного «русского Парижа». С этой (пусть даже несколько специфической) точки зрения малозаметная Колизеевская улица не так уж и скучна. Ее близость к Елисейским Полям определила ее привлекательность для тех русских изгнанников, кто, не поддавшись унынию, вступил в борьбу за существование. В первую очередь это были женщины, причем женщины-аристократки, те самые «принцессы на горошине» (по-русски «принцесса» – это «княгиня»), которых В.И. Ульянов (Ленин) в своей партийной статье «О партийной литературе» назвал «скучающими героинями». Они и впрямь оказались героинями, а скучать в Париже этим обнищавшим дамам (в отличие, скажем, от возлюбленной самого Ленина Инессы Арманд) было некогда. Оказалось, что нежные их ручки приспособлены для шитья, вышивания и стирки, а в голове у них есть устройство, необходимое для ведения «дел»: они оказались деловыми дамами, или, как нынче выражаются, «бизнесвумен».

В 1924 году в доме № 5 по улице Колизея открылся русский (точнее, может, русско-грузинский) дом моды «Имеди». Открыла его графиня Анна Ильинична Воронцова-Дашкова, урожденная княгиня Чавчавадзе. Надо сказать, это был не единственный «грузинский» дом моды в Париже: в полукилометре от рю Колизе, на рю Вашингтон, открылся дом моды Нины Шервашидзе, урожденной Мхеидзе (в доме № 32). Трудно даже сказать, кто больше сделал для тогдашнего парижского увлечения «грузинской модой» – красавицы княгини, шившие в своих ателье вечерние платья, или красавцы джигиты, плясавшие по вечерам в русских ресторанах (их в этом углу было множество – и на Елисейских Полях, и на авеню Ваграм, и на Буасси-д’Англас) и сводившие с ума дочек американских миллионеров. Так или иначе, и русское, и грузинское было в моде в ту межвоенную эпоху, в «золотой век» русской колонии в Париже. Муж деловой графини Анны Ильиничны Воронцовой-Дашковой был, кстати сказать, в «старое доброе время» наместником императора Николая II на Кавказе, и осведомленный французский обозреватель писал по поводу ателье «Имеди» и его хозяйки: «Трудно впасть в преувеличение, говоря о мужестве, с которым дамы из высшего русского общества, изгнанные со своей родины революцией, принялись за работу».

На той же рю Колизе существовало в ту пору ателье портнихи Никитиной (прославленной балерине Алисе Никитиной она приходилась родной теткой), а чуть дальше по Елисейским Полям, на улице Пьера Шаррона, открылся русский дом моды «Анна Сергеева». На самих Елисейских Полях, как извещал русский альманах под редакцией князя В. А. Оболенского, творил портной Калина. Кстати, уже в ту пору русские имена служили знаком высокого вкуса и качества. И по сю пору французские, польские, испанские, румынские продавцы, рестораторы, галеристы дают своим заведениям придуманные ими русские имена.

На рю Колизе можно увидеть место, ставшее свидетелем кровавых русских драм времен эмиграции. На третьем этаже дома № 29 по рю Колизе размещался с 1930 года штаб Русского общевоинского союза (РОВС). Известно, что после успешно проведенной в ноябре 1920 года эвакуации уцелевшего состава Белой армии ее командование предприняло немало усилий, чтобы удержать эту армию от упадка и разложения в трудных условиях «Галлиполийского сидения» и зимовки на острове Лемнос. Стараясь воспрепятствовать распылению армии, генерал Врангель перевез ее в Болгарию и Сербию, куда и сам перебрался в 1922 году вместе со своим штабом. С тем чтобы сохранить кадры этой армии в эмигрантских условиях, в конце 1924 года генерал Врангель отдал приказ о создании Русского общевоинского союза. Врангель писал тогда, что этот союз – настоящая армия, «насчитывающая 40 000 человек, имеющая гибкую структуру, но подчиненная строгой дисциплине, ставящая себе целью беспощадную борьбу с коммунистической властью, закабалившей Россию, и возлагающая надежду на русский народ, который единственный и имеет право решать, какую ему выбрать форму правления в стране». Осенью 1927 года генерал Врангель переехал в Бельгию, где внезапно тяжело заболел и весной 1928 года скончался, едва миновав рубеж сорокалетия. Как и оба его преемника во главе РОВС, он скончался «при невыясненных обстоятельствах». Зная о том, что РОВС занимал главное место «в разработке» ГПУ, об этих «обстоятельствах» можно догадываться.