Как принял весть об их отъезде сотник Мирон, Прямислава не знала, по пути от горницы до кибитки он им не попался на глаза. Судя по тишине и безмятежности в тереме, он не забыл разницу между двумя десятками и двумя тысячами, а услужить Юрию берестейскому-меньшому хотел все же не настолько, чтобы подставлять голову под меч.

Войско, кроме нескольких конных дружин, было пешим и двигалось не очень быстро. Прямислава опять оказалась в кибитке, но только теперь ей предстоял более долгий путь. От Турова их отделяло чуть меньше двухсот пятидесяти верст, а это, как сказал Тешило, дней восемь дороги. Веснушчатый отрок со своим лохматым приятелем Рысенком шагал рядом с кибиткой: Ростислав велел им быть возле женщин и следить, чтобы те ни в чем не испытывали неудобства, насколько это возможно в дороге. Самого князя Прямислава не видела: он ехал верхом во главе своей ближней дружины. Но все же она помнила, что он где-то неподалеку, и ощущение полученного подарка не проходило, словно этот подарок висел на золотой цепочке у нее на груди.

В полдень войско остановилось отдохнуть на широкой луговине, упиравшейся в лес. Перемышльцы бегали в лес за дровами, прямо на опушке стучали топоры. От возов тащили черные большие котлы, раскладывали костры, варили каши и похлебки. Для Юрьевой княгини Ростислав распорядился поставить шатер, чтобы она могла прилечь. По пути от кибитки Прямислава невольно оглядывалась, выискивая глазами Ростислава, но, когда она его все же заметила, ее пробрала дрожь. Он стоял возле костра, спиной к ней, но было в этой невысокой крепкой фигуре что-то такое, что Прямислава сразу узнала его, не могла бы не узнать.

Словно почувствовав ее взгляд, он хотел обернуться, но Прямислава быстро отвела глаза и пошла вслед за Тешилом.

О, Пресвятая Богородица! Зорчиха и Крестя тоже стояли и ждали ее! Прямислава гневно округлила глаза: вот ведь дуры! Совсем забыли, что княгиня-то здесь Крестя! Где же это видано, чтобы госпожа ждала свою служанку! Крестя не поняла, чем вызвала неудовольствие Прямиславы, и только посмотрела виновато. А та, чтобы не привлекать внимания, скорее побежала к шатру, где Тешило уже ждал, откинув полог.

На землю постелили кошмы, а сверху навалили целую гору разноцветных овчин, чтобы женщины отдохнули в тепле и уюте. Прямо в шатре в свободных углах росли ландыши – трава молодильник, – и Прямислава охнула от радости. Вот если бы они уже зацвели – какое блаженство было бы отдыхать среди цветов!

Зорчихе, намаявшейся в тряской кибитке, было не до ландышей – ей особенно хотелось полежать. Но сначала всем трем требовалось, понятное дело, прогуляться в лесочек. Тешило бежал впереди, колотя палкой по стволам, и кричал во все горло, разгоняя зашедший в лес по тому же самому делу народ, чтобы ненароком не смутить княгиню зрелищем мужского голого зада.

– Теперь-то кончай орать, кикимора! – пробормотала Зорчиха, когда среди ольхи показалась укромная стайка небольших елочек. – Нечего людей скликать, тут не игрище!

Для Прямиславы и Крести, выросших в монастыре посреди города, все вокруг было внове: и свежая зелень мелких елок, и влажный слой прошлогодней листвы, пронзенный снизу тысячами острых копий молодой травы, и посеревшие, перележавшие зиму под снегом березовые листочки, похожие на круглые серебряные монетки. Особенно восхитили девушек лесные фиалки – крошечные, как ноготь на мизинце, фиолетовые цветочки на тонких светло-зеленых стебельках. Крестя принялась торопливо рвать их, а Прямислава вдруг ахнула. На земле среди листвы лежало нечто, чему она не могла даже подобрать подходящего названия. Что-то округлое, светло-коричневое, причудливо сморщенное, оно имело такой отталкивающий вид, что княгиня невольно вскрикнула.

– Что там? – К ней подбежала обеспокоенная Зорчиха. – Не змея? Где?

– Нет. Это… – Пятясь, Прямислава показала рукой.

Тешило, уже державший наготове палку, глянул и радостно охнул:

– Ой, сморчок! Ну, живем! Ты что, сморчка никогда не видела? А еще есть?

И кинулся к противной сморщенной кучке, хищно растопырив пальцы.

– Это гриб такой, сморчок! – пояснила Зорчиха удивленным девушкам.

– Да разве грибы такие? – усомнилась Крестя.

В монастыре, конечно, видели грибы, но их или покупали на торгу по осени целыми возами, или, что чаще, получали в подарок от богатых богомольцев уже солеными или сушеными. С видом и свойствами грибов Крестя была знакома, но такого им никогда видеть не приходилось.

– Они только теперь, в березозол, и растут! – рассказывала Зорчиха, глядя, как довольный Тешило раскидывает ворохи листьев. – Их бы со сметаной обжарить, вкусные!

– И без сметаны сойдет! – радостно отвечал Тешило. – Молодец девка, что углядела! Горяшки там не видать? – Он вытянул шею и оглядел ближний лес. – Сейчас наберем – и в котел!

– Прокипятить да слить сперва, а то отравишься!

– Не учи, бабка, ученых! Не знал бы, давно бы помер!

Прямислава покачала головой. Ей ни разу в жизни не случалось так голодать, чтобы радоваться любой съедобной малости, даже если та выглядит подобным образом. Горяшки видно не было, и они с Крестей побрели в разные стороны, отыскивая для Тешила коричневые морщинистые головки, которых тот вскоре набрал уже полный подол. Грибы кончились, но Прямислава все шла и шла: лес будто бы сам расступался перед ней, заманивал дальше, словно обещая вот-вот, через три-четыре шага показать невиданные чудеса. Прямислава вдруг вспомнила о лешем из вечерних повествований Зорчихи, который так же манит в чащобу и кружит, пока человек не упадет замертво…

Испугавшись, она остановилась и прислушалась. Вокруг царила тишина, точно она и вправду оказалась в глухой чаще, а не возле опушки, где галдело на луговине почти двухтысячное войско. Прямислава тревожно огляделась: тропы под ногами не имелось, на буром толстом ковре палых листьев не осталось ее следов, по которым можно было бы вернуться. Во все стороны лес выглядел одинаковым.

Зная, что в чаще полагается кричать «Ау!», Прямислава уже собралась это сделать, но осеклась: среди деревьев мелькнула человеческая фигура. Сначала Прямислава подумала о лешем, затем испугалась на всякий случай, а потом увидела скуластое лицо Ростислава.

Уж конечно, кому еще быть! Возле опушки расположились пара тысяч человек, но из всего войска ей и должен был встретиться именно он, потому что она думала только о нем. Настороженно глядя на парня, Прямислава ждала, когда он подойдет, но понятия не имела, что ему скажет. Снова забилось сердце: она так и не поняла, кем он ее считает, и потому не знала, как ей себя держать, дабы не уронить своей чести, но и не выдать тайны.

У самого Ростислава вид был странный: отчасти довольный, отчасти нерешительный. Казалось, он рад застать ее здесь, но сомневается, стоит ли подходить. Озадаченность на его половецком лице позабавила Прямиславу, и она невольно улыбнулась.

При виде этого Ростислав оживился и с готовностью улыбнулся в ответ. Его лицо посветлело и уже не казалось таким чуждым.