От изумления мне в голову пришла невозможная мысль. Без страха и смущения я подумала: «Так это ты прислал своего ворона, Один?»

Не знаю, что отвечала птица, но ее голос достиг моего сердца, усмирил отчаяние и успокоил меня. Ворон будто бы говорил: «Все будет в порядке. Тебе больше не надо тревожиться. А теперь иди домой». На обратном пути меня пошатывало от голода и недосыпания. Но я была уже не одна. Со мной был Стиг. You were always on my mind. Я знаю, милый друг, даже когда у тебя не хватало времени для меня, я всегда присутствовала в твоих мыслях. А ты в моих. В тот вечер я поняла, что сейчас главное — не пойти ко дну.

Вернувшись, я отправила несколько сообщений, что со мной все в порядке и мне просто нужны покой и время, чтобы все осмыслить и передохнуть.

3 ноября, четверг

Сменила номера домашнего и мобильного телефонов. Теперь всем, кроме друзей и членов семьи, придется разыскивать меня через Пера Эрика или другого юриста. Из магазина вышла с чувством огромного облегчения.

И наконец отправилась к нашему семейному врачу. Увидев, в каком я состоянии, она пришла в бешенство. Я не хотела принимать никаких лекарств и отказалась от двухмесячного отпуска, но согласилась в течение месяца работать с частичной нагрузкой. Работа была нужна, во-первых, чтобы чем-то занять разум, а во-вторых, чтобы успокоиться и вернуться к нормальной жизни.

9 ноября, среда

Сегодня день памяти Хрустальной ночи и первая годовщина смерти Стига. Полдня я провела, работая над речью, которую должна была произнести, и решила начать с фотографий. Я надела черные брюки, темно-коричневую блузку, которую купила в Мирорне, замшевое пальто с блошиного рынка в Фалуне, распустила волосы и чуть-чуть накрасилась.

Вечер проходил в ресторане «Крикельн». Разносили кофе и пирожные.

Даниэль Пуль из «Экспо» начал свое выступление с того, что у него не осталось каких-то особенных воспоминаний о Стиге, но он запомнил Стига всегда в состоянии… вслушивания.

— Стиг выслушивал абсолютно всех, даже тех людей, которые нам казались неинтересными. К примеру, ему все время говорили, чтобы он не обращал внимания на этого дурацкого крючкотвора, Яна Мильда из «Блогула фрогур», и не терял с ним времени даром. А что было дальше, вы знаете: Ян Мильд стал секретарем партии «Шведские демократы». Все были ошеломлены, кроме… Стига! Ничего удивительного, что многие руководители партии искренне сожалели о гибели Стига: ведь он к ним прислушивался.[26] Таков уж он был, Стиг, он слушал.

Я оторопела. Даниэль в очередной раз потряс меня своей элегантностью, интеллигентностью и умением убеждать. Когда подошла моя очередь, я взяла слово. Я была очень спокойна.

Начала я с напоминания о том, что мы со Стигом сотрудничали тридцать два года, из которых тридцать прожили вместе. Люди занимаются тем или иным делом не по воле случая, а потому, что жизнь их к этому подталкивает. Затем я сказала, что для понимания творчества Стига надо знать, каким был он сам, и показала черно-белые фотографии, где он еще ребенком изображен с бабушкой и дедом. Затем последовали более поздние, уже цветные: на кухне возле плиты, в механической мастерской деда, где тот, кроме всего прочего, ремонтировал велосипеды. Я объяснила, что эти люди, бедные, живущие почти в отрыве от цивилизации, всегда были для Стига притесняемым меньшинством. И, повинуясь историческим процессам, какое-нибудь из таких меньшинств рано или поздно оказывалось под угрозой уничтожения. Я проследила за передвижением узников шведских (в особенности Сторизена) и датских лагерей для неблагонадежных. Их перевозили в тюрьму Терезиенштадт, где некоторых казнили, а остальных гнали дальше, в Аушвиц или в другие лагеря смерти. Я назвала даты, количество заключенных и погибших. Всю эту информацию я подготовила утром того же дня. Затем вернулась к детской фотографии Стига с дедом. По словам Стига, этот человек побывал узником Сторизена, чудом выжил и смог еще заниматься воспитанием маленького внука, который любил его, как родного отца. Твердые убеждения Стига сформировались в детстве: дед рассказывал ему о событиях Хрустальной ночи, когда он был совсем ребенком.

Я сообщила, что хочу создать фонд памяти Стига. Идея состояла в том, чтобы учредить ежегодную премию для журналистов и фотокорреспондентов, которые не боялись бороться за справедливость. На моей любимой фотографии улыбающийся Стиг, щурясь от яркого солнца, через плечо смотрит в объектив. Под этой фотографией я поместила фразу из передовицы «Экспо» за декабрь 1997 года, никогда не вышедшей в свет: «Мы знаем: все, что сделано, необходимо…»

И в заключение я сказала, что в то время «Экспо» фактически умирала, не располагая частным финансированием, которое помогло бы газете не пойти ко дну. Редакция была совершенно измотана. Теперь я надеюсь, что все наконец поймут, почему Стиг выбрал слово «необходимо».

Я была очень рада, что смогла работать в этот ужасный день. Смогла спокойно говорить, окруженная дружеским теплом, и печаль не захлестнула меня.

На этот раз 9 ноября стало не днем боли, а днем великого воодушевления.

23 ноября, среда

Очередное письмо от адвоката Ларссонов. Он просит подписать соглашение о разделе наследства, в котором официально значится, что я получаю квартиру в обмен на компьютер Стига.

В сопроводительном письме адвокат подчеркнул: Ларссоны сетуют на то, что их не пригласили на годовщину смерти Стига, и о том же сожалеет издательство «Норстедт». Он упомянул мою речь, в которой, по их мнению, говорилось только о Стиге как писателе. Как же они недооценивали его убеждения! Этот день всегда играл в его жизни важную роль. Невозможно вообразить, чтобы Стиг или любой другой оратор говорил о чем-нибудь ином, кроме страшных событий Хрустальной ночи 1938 года. Те же, кто видит в Стиге только автора детективов, ничего о нем не знают.

25 ноября, пятница

Около половины восьмого привезли заказ из «ИКЕА»: кровати, матрасы, простыни и чехлы для мебели.

Я сразу же отправилась в магазин на Фридхемсплан за колесиками для кроватей. У тех, которые я присмотрела, отверстия были слишком близко к краям, и вместо более высоких и тонких, черного дерева, я купила двойные серые.

26 ноября, суббота

Заходила к подруге за дрелью. Чтобы высверлить отверстия, мне пришлось упираться ногами в верстак и взять сверло 3,5 мм и болты 4 мм. Быстро сообразив, что надо сделать риску более длинным болтом, я нашла его в выдвижном ящике. Принялась прикручивать ножки к первому дивану-кровати, который поместила в новой комнате. Сатиновый чехол на матрасе был в черную, белую, серую и желтую клетку. Диван-кровать я подвинула к окну и, подложив под спину подушки, устроилась на нем и долго смотрела на озеро Меларен и воды канала Хаммарбю, текущие внизу.