Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она сразу поразила меня… — заговорил Людовик, не сводя прищуренного взгляда с самой высокой часовой башни. — В пестрой толпе разряженных сынков и дочек знати Бэки была чужой. Племянница священника и сирота, она редко выходила погулять, а когда выходила, все смеялись над ней — за бедность, за неуклюжесть, за неумение обижаться и давать сдачи.
— Я была очень тихой… — эхом отозвалась Бэки. — Но это не значит, что их насмешки не оскорбляли меня и не ранили.
— Знаешь, Тео, может, и скверно признаваться в таком… — продолжил принц, — но к ней меня привела всего лишь месть. Бургомистр ее городка, которому я оказал превеликую услугу, прогнав всех крыс, не только не расплатился по чести, но и посмел грозить мне инквизиторским костром, если я не уберусь прочь. И я убрался… но вскоре вернулся. И моя музыка играла уже не для крыс. Когда дети города шли, очарованные мелодией, она тоже шла за ними — но шла осознанно. Потому что уже знала: ее взгляд приковал меня и подчинил ее воле. Я был впереди, она замыкала наше шествие. Уже тогда, не обмолвившись и словом, мы были единым целым, были обручены моей музыкой и волшебством ее глаз. И оба мы хотели мести: я за обман, она — за обиды. Но она хотела еще и счастья. И моя музыка обрела не только звук, но и облик. С Бэки мы придумали эту страну — и едва воды реки, что текла на городской окраине, сомкнулись над нашими головами, страна сама открылась нам. Надо сказать, дети были счастливы таким поворотом судьбы: ну не здорово ли попасть в волшебное место, где исполняются все фантазии? Я отомстил сполна, заставив горько плакать всех, чьи дети навсегда покинули их мир. А она…
— Я простила… — тихо прошептала принцесса. — Это все более ничего для меня не значило. К тому же все они стали моими подданными. Счастливыми подданными.
— И велико наше новое счастье — быть вместе.
— Тогда же я попросила его подарить мне новую внешность. — Бэки провела по своим волосам. — Я хотела быть красивой, хотела быть достойной титула Принцессы Страны Брошенных Детей.
— И я не смог переубедить ее. — Людовик вздохнул. — Хотя более красивых глаз не видел — ни до, ни после нашей встречи на рыночной площади. Впрочем… — он улыбнулся, — сердце ее осталось прежним, а ничего важнее и придумать нельзя.
Тео отвел глаза. Ему не хотелось говорить, что он думает о подобных превращениях. Принц и принцесса нравились ему, и он решил промолчать — хотя бы в благодарность за спасенную жизнь. Мальчик взглянул вниз и вдруг увидел белого слона с большими птичьими крыльями. Слон брел неспешно, на спине его сидели, восторженно перекрикиваясь, несколько детей. Он что-то протрубил — звук разрезал мягкую вечернюю тишину, как зов боевого рога.
— Он тоже чувствует опасность и боится… — тихо сказала Бэки. — Я уже не надеюсь, что она нас минует.
— Идти нам тоже некуда.
— Я отдам приказ детям уходить за горную гряду и укрыться в пещерах. Завтра утром.
Тео насторожился. Интересно, чего опасались эти двое? Воздушных пиратов или… вспомнив остекленевшую Венеру, мальчик почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Он даже не услышал, что ответил жене Людовик — только увидел, как она, приподнявшись на цыпочках, поцеловала его и покинула балкон.
Бродячий некоторое время стоял молча. Потом вытащил что-то из кармана, и Тео увидел в изящной руке длинную нитку блеклого темно-золотого цвета. Под взглядом мальчика она медленно рассыпалась в прах. Принц вытер ладонь о край камзола.
— Этой золотой компасной нитью ты спас жизнь Альто. Но даже люди — если не ошибаюсь, кто-то из азиатских народов — знали, что мизинцы нельзя соединить без последствий. Артерия, идущая через мизинец, дальше несет кровь сюда. — Он ткнул указательным пальцем в грудь Тео — туда, где билось сердце. — И этой нитью ты связал ваши судьбы.
— Они и так были связаны, вряд ли иначе мы бы познакомились, — спокойно ответил Тео. И все же посмотрел на свой левый мизинец, где отчетливо темнел след ожога.
Людовик Бродячий пристально взглянул на мальчика:
— Отважное заявление для человека. Вот так соединить жизнь с жизнью опасного и весьма ненадежного существа…
— Альто не ненадежный.
— И даже не опасный? — расхохотался принц Страны Брошенных Детей. — Но он многое от тебя скрывает, как ты уже мог приметить.
— Возможно, — согласился Тео. — Но, видимо, меня это и не касается. Я ведь… — он сощурился с некоторым вызовом, — пришел сюда не для того, чтобы выведать тайны вашего мира.
— …В отличие от меня, хотел ты сказать? — закончил за него Людовик. Мальчик не ответил. — Черт… а ведь ты меня ловко поймал, Тео. Меня тайны очень даже волнуют. Особенно одна. А именно тайна нашего Зла.
— Альто говорил, что Зла у вас нет. Есть лишь то, что принесли с собой вы и другие короли. И если бы все вы принесли одно и то же…
Людовик неожиданно вздохнул и опустил голову. Некоторое время он смотрел на мозаичный пол, потом снова поднял взгляд и заговорил:
— Альто — творение гор. Большую часть своей жизни он проводит в небе и на вершинах. У него зоркие глаза и сердце, он видит общую картину намного лучше таких, как я. Но когда высоко летаешь, детали различать сложно.
— К чему вы это?
Какое-то время принц явно подбирал слова, наконец кивнул будто бы сам себе и обратил взор на Тео:
— Альто хотел тебя предостеречь и одновременно успокоить… но не сказал о главном. То, чего он так боялся, происходило и будет происходить всегда. Ведь все короли приносят сюда именно одно и то же. Свои страхи, сомнения, иллюзии, неоконченные дела и несказанные слова. Разные, но одинаковые. И все это оседает на границах созданных ими государств. Мы называем эти места Пустынями Стеклянного Песка. Или Родниковыми: в каждой пустыне есть Родники Невыплаканных Слез.
Тео вспомнил серебристую кайму вокруг Марцеи, вспомнил прорезавшие ее голубые нити. Словно подтверждая эти мысли, Людовик Бродячий продолжил:
— Родниковые Пустыни есть вокруг всех девяти стран. Где-то — как у нас — кайма совсем тонкая. Ведь когда сюда пришел я, моя душа не хотела ничего, кроме мести, свободы и любви. И я знал, что обрету все это здесь, ничего не потеряв там. Хотя… наверняка я чего-то не знаю о себе и наверняка среди стеклянного песка есть и что-то из глубины моей души… но пустыня у меня небольшая. Да и все дети, которые услышали мою музыку и пошли вслед, тоже не знали сомнений. Нет существ, сомневающихся реже, чем дети.
— Я сомневаюсь постоянно… — тихо возразил Тео.
Людовик без особого удивления, хотя и с некоторым даже сожалением кивнул:
— Значит, я был прав в своем первом впечатлении от знакомства с тобой: человеческие дети изменились очень сильно. И все же мои пленники не знали страхов и сомнений. И лишь Бэки… — он бросил взгляд через плечо на маленький диванчик, где читала книгу принцесса, — принесла с собой тоску и любовь. Она знала, что оставляет того, кого считала своим отцом и кто любил ее как дочь, навсегда, и горевала об этом. И наверняка бьющие в нашей пустыне родники состоят именно из ее слез.