бежал из Парижа, сначала в Сен-Жермен, а затем в Германию. А Луи Конде возглавил новую Фронду (Фронду принцев), став самым опасным врагом для королевы и Мазарини. Его въезд в Париж 16 февраля вместе с братом и зятем был триумфальным. Тюренн и другие фрондеры возвратились в столицу в мае.

В отличие от коллеги по оружию, Анри не выглядел триумфатором, но не это стало главным в его последующих действиях. Противоречивые чувства — элементарная ревность к принцу крови и неприязнь к Мазарини — отходили на задний план по сравнению с его рассудительностью и проницательностью. Он уже иначе смотрел на происходящее и видел будущее, а его коллега принц — пока нет.

Противостояние

Для спасения государства достаточно одного великого человека

Вольтер

В литературе есть мнение, что «заточение повлияло на характер принца: исчезла его великолепная беспечность и уверенность в том, что великого полководца невозможно лишить свободы», что «он стал подозрительным до мнительности, и не без основания — в окружении королевы на самом деле обсуждались планы его нового ареста и, возможно, убийства»[74]. Луи демонстративно уехал в свой замок, потребовав гарантий безопасности и удаления от двора сторонников Мазарини. Но, скорее всего, то была новая тактика поведения гордого аристократа, отнюдь не потерявшего, как покажет будущее, свою отчаянную храбрость. Ему-то, сыну человека, имевшего возможность при благоприятных обстоятельствах стать королем, но при этом не избежавшего заточения, было не знать, что принца крови и полководца можно лишить свободы точно так же, как любого подданного!

В июле парламент попросил королеву дать ему необходимые гарантии. Анна Австрийская объявила об отставке трех мазаринистов, но Конде потребовал новых заверений. Регентша вышла из себя и 17 августа обвинила принца в сговоре с Мадридом. Но по совету осторожного Мазарини, с которым она постоянно переписывалась, приуроченная к совершеннолетию короля декларация от 5 сентября объявила Конде невиновным. И все же Гонди именно тогда в обмен на сан кардинала пообещал королеве организовать сопротивление принцу в парламенте. Намечавшийся хрупкий альянс мазаринистов и парламентариев скрепляла лишь общая вражда к принцу крови.

7 сентября 1651 г. парламент провозгласил совершеннолетие Людовика. Сам принц там не присутствовал. Он пребывал в мрачном настроении и понимал, что эта дата наделит короля реальной властью, и знал, что восстановил против себя королеву, которая, видя в нем главное препятствие к возвращению кардинала, не остановится ни перед чем, чтобы погубить его или выслать. Правда, Луи послал королеве письмо, поздравив ее с совершеннолетием сына и в куртуазных фразах объяснив свое отсутствие. Но Анна Австрийская в его уклончивых словах увидела личное оскорбление и произвела перемены в правительстве, изгнав из Узкого совета ставленников Конде. Еще она приказала разоружить отряды принца в Шампани, но они оказали вооруженное сопротивление[75].

В сентябре 1651 г. принц, собрав в Бордо ополчение, подчинил южные провинции и поставил цель захватить столицу. Под его знамена встало немало аристократов, а постоянной опорой принца являлась его Бургундия, где он всегда мог достать людей и деньги. У значительной части дворян еще сохранялось традиционное мышление, кодекс чести, который включал в себя соблюдение верности вассала своему сеньору. Дело доходило до парадоксов. Когда осаду одной из бургундских крепостей приехал посмотреть юный Людовик XIV, сторонники принца приветствовали его с высоты крепостных стен, но затем сразу же начали стрелять. Король подвергся серьезной опасности — в двух шагах от него был убит офицер его свиты.

8 октября Людовик объявил Конде мятежником, а 31 октября по приглашению королевы Мазарини прибыл в Пуатье. Обидевшись на власть, которую он сам желал иметь, и которая ныне стала его врагом, и повинуясь своему горячему темпераменту, принц отправил во Фландрию маркиза Силлери к испанскому послу графу Фуэльсанданья выяснить, какую помощь может предоставить ему его король Филипп IV. 6 ноября 1651 г. победитель при Рокруа и Лансе заключил союз с Испанией — своим недавним противником[76]. Ведь для двора он все равно являлся мятежником!

Союз с Мадридом в условиях продолжавшейся войны с Испанией был самой большой политической ошибкой принца за всю его жизнь. Антииспанские чувства были традиционными для французов, и особенно сильны в чиновных кругах, культурных обществах и салонах, среди крестьян Северной Франции. Да и многие аристократы прилюдно осудили поведение Конде и дали понять, насколько им безразлично, станет ли хозяином положения он или Мазарини. Расчет принца на то, что всеобщая нелюбовь к кардиналу может оправдать его действия, оказался неверным.

В отношении своего доброго коллеги виконта Луи демонстрировал дружбу и уважение и убеждал его объединить усилия против Мазарини, возвратившегося в пределы Франции, и взять реванш. Сторонники мятежного принца укрепились в Монроне, Бурже, Ларошели, в Париже его агенты настраивали прессу против кардинала и двора. Но Мазарини, со своей стороны, не дремал, и старался переманить на сторону королевы маршала и его брата. Отрезвленный предыдущими событиями, Анри и сам не спешил вновь примкнуть к принцу, к тому же он уже освободился от влияния (или чар) госпожи де Лонгвиль. Когда Конде спросил его, чего он желает от него, принца, или, напротив, от двора, виконт уклончиво ответил, что единственное, чего он хочет — чтобы его солдат разместили в комфортных условиях. Да и военные действия развивались не в пользу фрондеров, и герцог де Буйон в марте 1652 г. возвратился в лагерь короля. Впрочем, Фредерику-Морису осталось жить недолго — в августе того же года он умер в Понтуазе[77].

Устал от бесплодного бунта и вечных измен жены герцог де Лонгвиль, и подвластная ему Нормандия сохраняла спокойствие. Прованс и Бретань тоже остались в сфере влияния правительства. Похоже, что полной победы принца крови, верившего в единство своего клана, никто, кроме его ближайших сподвижников, не хотел. Южные города при подходе королевских войск сдавались без боя, а местные парламенты и губернаторы не соглашались размещать у себя испанские гарнизоны. К зиме 1651–52 гг. в руках мятежников оставались только Гиень и осажденная крепость Монрон, что заставило принца активизироваться.

В январе 1652 г. Конде и Месье заключили союз. Гонди остался нейтральным, и Луи даже пытался похитить его и увезти в одну из своих крепостей. Из Фландрии герцог де Немур привел испанских солдат, а герцог де Бофор стал во главе войск Гастона Орлеанского. Объединенные силы возглавил сам принц. Кондеянцам предстояло иметь дело с армией под командованием его недавнего соратника Тюренна[78].

А Анри примерно в это время, наконец, женился на Шарлотте де Комон, ожидавшей