что они «противные, гадкие и, в большинстве своем, уродины». Эта цитата из книжки, которую Рори прочел, всегда вызывала у меня улыбку. Я поворачивался к Миллисент и говорил: «Это ты водишь их в библиотеку каждую неделю». Если мы в это время были на кухне, она замахивалась на меня полотенцем. Однажды она хлестнула им меня так сильно, что поранила руку. Ранка была крошечная — так, слабый надрыв кожи. Но Рори был впечатлен своей матерью. И гораздо меньше мной.

И вот теперь он выбирается тайком по ночам из дома, чтобы встретиться с маленькой блондиночкой по имени Фейт.

— Она тоже сбегает из дома? — спрашиваю я. — Вы встречаетесь где-то на стороне?

— Иногда. Но я могу и залезть к ней в окно.

Мне хочется запретить ему это делать, повесить на его окно замок, позвонить родителям Фейт и сказать им, что наши дети еще слишком юные и все это слишком опасно. Оуэн мертв, но убийца на свободе.

Это неправда. Но я должен притворяться. Так же, как я притворяюсь, что не помню своей первой девушки.

— Вы должны перестать видеться по ночам, — говорю я сыну. — Ты же смотришь новости. Это слишком опасно для вас обоих — гулять где-то ночью одним.

— Да, я понимаю, но…

— Тебе вообще не следует смываться из дома. Если бы я рассказал об этом твоей матери, она бы заперла твое окно на замок и установила бы по всему дому камеры.

Брови Рори выстреливают вверх:

— Она что — не знает?

— Если бы она знала, ты был бы наказан до окончания колледжа. Как и твоя подружка.

— Ладно, мы не будем.

Я делаю глубокий вдох. То, что я сердит, не значит, что я безответственный.

— И, раз уж у тебя появилась подружка, ты должен…

— Па, я знаю, как покупать презервативы.

— Хорошо-хорошо. Значит, договорились? По ночам только общение эсэмэсками. А свидания днем.

Рори кивает и быстро встает, как будто боится, что я передумаю.

— Еще один вопрос, — говорю я. — Только ответь мне прямо.

— Ладно.

— Ты употребляешь наркотики?

— Нет.

— А травку куришь?

Рори мотает головой:

— Клянусь, нет.

Я отпускаю его. Именно сейчас у меня нет времени выяснять, врет ли он или нет.

Когда я не смотрю новости, я могу думать только об одном — не упустили ли мы чего. Я думаю, как нас с Миллисент могли бы вычислить. Все эти криминалистические уловки, ДНК, отпечатки, волокна — все, что я видел в кино, — все это крутится у меня в голове. Хотя я прекрасно понимаю, что зацикливаться на этом бессмысленно. Против меня улик нет. Я ни разу не обмолвился хотя бы словом с Наоми. И уж тем более — не притрагивался к ней. Все улики, какие только могут оказаться в распоряжении полиции, укажут на Миллисент.

* * *

И вот я впервые вижу сестру Оуэна по телевизору. Оуэну было за тридцать, когда он убивал. Сейчас ему было бы около пятидесяти. Дженнифер выглядит моложе; ей сорок с чем-то. У нее такие же голубые глаза, а волосы, хоть и светлые, но более грязного оттенка. И она настолько худощава, что ключица прямо выпирает наружу. Как, впрочем, и вены на шее. Говорят, что телекамера прибавляет людям фунтов десять веса. Если это так, то в жизни Дженнифер должна быть худой, как палка.

Она на всех экранах в клубном доме, куда набилась тьма народу, чтобы за еще одним коктейлем посмотреть пресс-конференцию с ее участием.

По одну руку от Дженнифер — начальник полиции, по другую — медэксперт. У одного на голове есть волосы, у другого нет. Но брюхи у них одинаково большие.

Дженнифер говорит, что она — сестра Оуэна Оливера Рили и что все мы заблуждаемся относительно недавних убийств.

— Я могу доказать, что Оуэн никого не убил за последние пять лет. Я проделала весь этот путь назад для того, чтобы убедить вас: мой брат мертв, — Дженнифер поднимает лист бумаги и говорит, что это свидетельство о его смерти, подписанное коронером в Великобритании и удостоверенное государственной печатью.

— Мой брат мертв, — снова повторяет она.

Медэксперт берет микрофон и подтверждает слова Дженнифер:

— Он мертв.

Затем слово берет шеф полиции. Он долго и нудно распинается о том, насколько неизбежен был промах его сотрудников.

— Да, — признает он. — Они нацелилось на поимку Оуэна, но, оказалось, заблуждались. И он также подтверждает заявление Дженнифер — Оуэн мертв.

Теперь никто из нас не сомневается. Мы все верим Дженнифер. Оуэн мертв, и полиция намерена возобновить поиск улик. Возможно, они что-то пропустили.

Начальник полиции снова передает микрофон Дженнифер:

— Я хочу принести свои соболезнования семьям убитых. А также извиниться за то, что так много времени было упущено из-за того, что полиция искала моего брата, а не настоящего убийцу. О том, что происходит здесь, в Вудвью, мне рассказала моя старая приятельница. И, когда она попросила меня приехать сюда, я поняла: я должна это сделать. Это будет правильно.

Кивком головы Дженнифер указывает на кого-то за своей спиной, а медэксперт отступает немного в сторонку. Оператор наводит камеру на приятельницу Дженнифер.

Моя голова поворачивается так быстро, что я чуть не теряю сознание.

Женщина, позвонившая Дженнифер Рили, пышнотелая и светловолосая. И ее улыбка озаряет весь экран.

Денис. Из гастронома «У Джоя».

53

GPS-трекер лежит на приборной доске моей автомашины. Я переворачиваю его на один бок, потом на другой. И так несколько раз без перерыва. То же самое я проделывал в уме после того, как на телеэкране появилась женщина из гастронома «У Джоя», нового любимого места обеда моей жены.

Денис. Та самая, что обслуживала меня и Дженну.

Это совпадение. Должно быть совпадением. То, что Оуэн мертв, не сыграет на руку нам с Миллисент. А может только навредить.

И, если бы «У Джоя» посетителей потчевали ростбифами из мяса коровок, выращенных на натуральной травке, мне бы никогда в голову не пришло, что это может оказаться не просто совпадением. Но это заведение — не бистро органической пищи. Это гастроном, где «органический» или «натуральный» — слова из другого языка.

Если бы я мог спросить у Миллисент о ее новом пристрастии к дешевым сэндвичам в посредственном гастрономе, я бы это сделал. Но я ведь не должен об этом знать. Эту информацию я получил, шпионя за своей женой.

Я никогда не делал такого раньше. Подумывал, но не делал. Даже тогда, когда Миллисент работала с мужчиной, которому нравилась больше, чем просто коллега.