— Так ты родом из Сараил-Джадида? По пути сюда мы проходили через этот город. Да ты садись с нами, сейчас будет готова еда.

— Благодарю, абый, но мне нельзя садиться: стража смотрит за нами во все глаза. Нам позволили только подойти к вашему костру и узнать новости.

— Что же ты хочешь знать?

— Все ли спокойно в Сараил-Джадиде, абый? Не нападали на город какие-нибудь враги и не было ли там пожара или других больших бедствий?

— Все там, благодарение Аллаху, благополучно, и никаких несчастий не было, если ты не считаешь несчастьем того, что наш преславный начальник Карач-оглан по пути прогнал вашего ясакчи Халила и повелел хакиму поставить на его место другого.

— Да живет тысячу лет справедливый и мудрый Карач-оглан! Теперь наш город вздохнет свободно, избавившись от этого змея. Что же такое он сделал?

— Он преследовал и несправедливо осудил на смерть одну молодую женщину. Узнав об этом, Карач-оглан велел освободить ее и прогнал Халила.

— Наконец-то этот похотливый пес получил по заслугам! Все мы его хорошо знали, и только теперь, после того что ты сейчас рассказал, я буду спокоен за свою Фатиму…

— Это имя твоей жены — Фатима? — спросил Салех, быстро поднимая голову. — А тебя самого как зовут?

— Я Нух, сын Улу-Исхака, абый.

— Нух! — воскликнул Салех, вскакивая на ноги. — Тогда идем со мной. Тут есть один человек, который тебя знает и которого ты, наверно, рад будешь увидеть.

— Я не могу идти с тобой, абый! Начальник нашей стражи за это переломает мне все кости.

— Ничего не бойся. За тебя заступится сам Карач-оглан. Идем!

С этими словами Салех схватил Нуха за руку и повлек за собой. Оставив его стоять в нескольких шагах от кибитки, в которой помещались служанки ханум Хатедже, сам он прошел вперед и, слегка раздвинув края кошмы, что-то тихо сказал.

А минуту спустя из кибитки вышла Фатима и, узнав мужа, со слезами бросилась к его ногам.

Когда Карач-мурза приказал позвать к себе начальника стражи и объявил ему, что хочет выкупить Нуха, тот сначала заупрямился.

— Я не могу этого сделать, хотя мне и хотелось бы угодить тебе, благородный эмир, — твердил он. — Этот раб не принадлежит мне. Я получил людей по счету и за каждого из них отвечаю перед своим начальством.

— Ну а если бы он умер? — спросил Карач-мурза. — Наверное, при такой тяжелой работе у тебя умирает немало людей.

— Когда умирают, это другое дело, эмир. Но если я отпущу или продам пленника, на меня обязательно донесет кто-нибудь из моих подчиненных, потому что многие из них ждут случая занять мое место.

— Ты скорее потеряешь свое место, если будешь упорствовать. За этого раба просит сама пресветлая ханум Хатедже, племянница великого эмира Тимур-бека, которая едет со мной.

— Племянница великого Тимур-бека, да вознесется шатер его славы до самого неба! — воскликнул пораженный начальник стражи. — Почему ты мне сразу этого не сказал, сиятельный эмир? Тогда бы я тоже сразу сказал тебе: бери этого человека, сиятельный эмир! И да усыплет Аллах цветами счастья дальнейший путь благородной ханум Хатедже, племянницы нашего великого повелителя!

Нуху все случившееся в этот день казалось сном. Утром — несчастнейший из рабов, оборванный, голодный и уже потерявший надежду на лучшую долю, к вечеру он стал свободным человеком, нукером могущественного и славного Карач-оглана. Он снова был сыт, хорошо одет, получил прекрасного коня и оружие, а что самое главное и удивительное, — здесь, в этой чужой стране, соединился с любимой женой, которую уже не чаял когда-нибудь увидеть. Воистину велик Аллах, если он может творить такие чудеса!

Несколько дней спустя, сидя с Фатимой под деревом, в стороне от остановившегося на ночлег отряда, Нух любовно гладил руку жены и говорил:

— Скажи мне, Фатима: это правда, что мы еще живы и находимся на земле? Или, может быть, мы оба умерли и теперь встретились в садах Аллаха?

— С тобой мне здесь не хуже, чем в садах Аллаха, мой Нух! Я думаю, что мы не умерли и что только теперь начнется наша настоящая жизнь!

— Ты сказала истину. И теперь мы всегда будем вместе. Я останусь на службе у Карач-оглана, потому что это самый лучший князь на земле. Он спас тебе жизнь, он привел тебя ко мне, и меня он тоже спас, Фатима! Когда он поедет назад, ты уйдешь от ханум Хатедже и мы вместе возвратимся в Орду.

— Ханум Хатедже тоже очень добра, и мне у нее хорошо. Мне не хочется уходить от нее, Нух.

— Значит, ты не хочешь быть со мной?

— Как можешь ты это говорить, Нух! Я сказала только, что не хочу покидать ханум Хатедже.

— Тогда, чтобы быть с тобой вместе, мне надо покинуть Карач-оглана? Но это невозможно, Фатима. Я не могу заплатить ему такой неблагодарностью!

— Тебе не нужно покидать Карач-оглана, Нух. И мне не нужно покидать ханум Хатедже. Надо только подождать немного. Если я не совсем глупа и что-нибудь понимаю, мы и так сможем быть всегда вместе.

«Самарканд большой и очень красивый город. Здесь столько виноградников и садов, что, подъезжая, видишь сначала как бы лес из тенистых деревьев и потом, внутри его, обнаруживается самый город».

Маркиз Руис Гонсалес де Клавихо, посол кастильского короля к Тимуру

Город Самарканд — в древности Мараканда — по времени своего возникновения является, вероятно, самым старым из всех городов, вошедших в состав Российской державы. По преданиям, он был основан полулегендарным царем Афросиабом[452]более чем за три тысячи лет до начала христианской эры. Возможно, что это несколько преувеличено. Но во всяком случае в 329 году до Р.X., когда Самаркандом овладел Александр Македонский, это был уже большой и превосходно укрепленный город. Римский историк первого века, Квинт Курций Руф, пишет, что он был обнесен стеной общим протяжением в семьдесят стадий[453]и что за этой стеной было еще и внутреннее укрепление.

Географическое положение города было исключительно удачно: он был окружен чрезвычайно плодородными землями и лежал на пересечении главных караванных путей того времени, идущих из Индии, Китая, Персии и Хорезма. Все это способствовало пышному развитию земледелия и торговли, привлекая сюда множество народа и обеспечивая Самарканду быстрый рост. По количеству населения и по величине он всегда был первым городом Мавераннахра, даже в те периоды истории, когда столицей государства бывала Бухара.

По свидетельствам арабских историков X–XII веков можно заключить, что в их времена город Самарканд, то есть его центральная часть — Шахристан, занимал огромную площадь в несколько тысяч десятин и был опоясан стеной протяжением около шестидесяти верст. К нему примыкало обширное предместье — раббад, тоже защищенное мощными укреплениями. Стены города, также как и все его ворота, были двойными.