Мне стало жарко, голова заболела сильней.

— Постой, постой, там же наши посты, они не могли пропустить…

Гриффитс поморщился.

— Не знаю, твой инспектор разбирается сейчас в деталях. Документы исчезли, кроме тех, что мы успели забрать в «Аид». Я там был буквально за час до похищения, эксперты как раз успели расшифровать еще один документ, где сказано, что Демон реагирует на биополе, человеческие эмоции, причем на отрицательные — реакция разрушения, на положительные — реакция созидания или что-то в этом роде. Короче, у него две программы. Это все, что я помню.

Я потрогал голову, говорить было трудно, казалось, голова стала в два раза больше, я боялся потерять сознание.

— Почему вы не забрали контейнеры в свои лаборатории?

— Потому что они нетранспортабельны, кассеты записей и бумажные документы рассыпаются от любого сотрясения. Ну все, до связи, с Ромашиным разговаривай сам, я боюсь.

Гриффитс отключил канал, а я остался сидеть с ощущением своей полной непригодности к работе.

Игнат отпустил меня поздно ночью. Прежде чем покинуть отдел, я позвонил Алене, разбудил ее, конечно, и лишь потом сообразил, что уже действительно поздно.

— Ты что, не мог позвонить утром? — спросила заспанная Алена, стоя перед виомом в одном пеньюаре.

— Ага, — сказал я, балдея, потом спохватился. — Извини, Аленыч, совсем плохой стал, заработался. Ты уже, наверное, спала?

— Какой сон в три часа ночи? Откуда ты свалился?

— Из управления. У нас тут, понимаешь, сложная операция намечается, вот и звоню, чтобы предупредить: завтра я могу не успеть к шести.

— Какой ты занятой! Ну никак твои безопасники не могут обойтись без тебя! Кстати, что это с тобой? — Алена заметила мое «украшение» под глазом: витальгиновая мазь сделала свое дело, но синяк был еще виден.

— Так… — сказал я небрежно, — оперативная травма.

Не мог же я сообщить, что просто не совсем удачно приложился глазом о спинку сиденья пинасса.

— Бедный мой! — посочувствовала Алена. Моих жестов, что я не один в комнате, она не замечала или делала вид, что не замечает. — Ничего, терпи, синяки только украшают мужчину.

— Шрамы украшают, а не синяки, — угрюмо возразил я.

Когда Алена начинала разговаривать в таком тоне, самое лучшее было перевести разговор на другую тему. Но она не дала времени на отступление.

— Отдыхай, стажер. Готовься к своей «сложной операции». Но если завтра не успеешь к шести, я уеду на гонки с Владиком.

Виом погас. Поговорили. Не надо было звонить ей так поздно.

Я уныло пожелал спокойной ночи Игнату и его молчаливым помощникам, поплелся к двери.

— Мне кажется, Владику не стоит доверять сопровождать такую решительную и красивую девушку на гонки, — сказал мне в спину Игнат. — Тебе завтра следует быть в форме. К шести, я думаю, мы тебя освободим. Отдыхай, привет Дениз.

Я спустился на пятый горизонт центра и, пока шел к залу тайм-фага, думал о том, что забросил тренировки по тайбо и вышел из формы, что завтра все мои друзья, в том числе и Алена, будут участвовать в традиционных гонках на ветроходах в Каракумах, а попаду ли я на гонки, одному Демону известно; что во вторник на ипподроме в Челтнеме разыгрывается ежегодный Челтнемский золотой кубок и не хотелось бы нарушать семейную традицию — мы каждый год с отцом посещаем скачки; что я обещал Аленке пойти с ней на эмоциомузыкальный ансамбль «Вулкан», а у Владика вполне хватит нахальства пойти вместо меня… Крутились еще какие-то мысли, но эти были главными.

Тайм-фаг равнодушно перенес меня из-под Брянска в Рязань. Влезая в кабину трехвагонного монобуса, я оглянулся. Станция тайм-фага светилась в ночи глыбой голубовато-бирюзового стекла. Сеть дорожек вокруг него была пустынна, редкие фонари не нарушали очарования темноты. На севере, в стороне парка Победы, вставали в небо башни бледного сияния и тонкие световые спицы орбитальных лифтов. Вдруг вспомнились слова Игната об «исключительной немноголюдности» Земли. Раньше я как-то не задумывался над этим, а тут подумал, что Игнат прав. В жизни Земли, как ночной, так и дневной, нет суетливости и напряжения, потому что давно исчезли многотысячные праздные толпы на улицах городов, так хорошо знакомые мне по школьному курсу истории.

Пустой монобус понес меня по виадуку через Оку, а я принялся размышлять о Демоне и обо всем, что было с ним связано. Не выходил из головы случай под Новгородом, когда я так неудачно вмешался в разговор Игната с таинственным незнакомцем. До сих пор оторопь берет при одном только воспоминании о «звездолете», выросшем над разрушенным мостом. Была в нем какая-то завораживающая, как огонь костра, притягательная сила, заставляющая всматриваться в него до рези в глазах, и в то же время было нечто отталкивающее, омерзительно живое, как… гниющее мясо, что ли! Нет, не передать словами. Жуткая штука этот «звездолет», бесконечно чужая нашей природе… и несчастная, будто выброшенная за ненадобностью квазиживая игрушка…

Дома меня встретила Дениз, на «привет от Игната» только плечом повела и молча уставилась на мое лицо. Черт бы побрал этот синяк и неудобные сиденья в пинассах!

— Как дела у вас с Игнатом? — спросил я, умываясь в ванной. — Ты на него не обижайся, если не звонит, ему и спать-то некогда.

— Вот еще, защитник выискался! — фыркнула Дениз и удалилась в спальню. Я поплелся за ней, вытираясь на ходу.

— Нет, серьезно, я же вижу твое… — Тут я заметил на столике Дениз странные голубые цветы в форме перистых звезд. — Ух ты, красота! Кто это тебе подарил?

— Кому надо, тот и подарил.

Дениз вдруг покраснела и стала выталкивать меня из спальни.

Я поплелся на кухню и уже там вспомнил, что видел точно такие же цветы в кабинете на столе у Игната. Оказывается, он успевает не только звонить, но и цветы дарить?

Есть не хотелось, я выпил стакан клюквенного морса и с наслаждением бухнулся в чистую, благоухающую свежестью постель. Только тот достоин звания человека, кто способен оценить прелесть отдыха в чистой постели! Это с некоторых пор мое убеждение.

Но поспать мне не дали. Не успел я задремать, как в гостиной прозвенел вызов домашнего видео. Пришлось встать. Звонил Игнат:

— Спишь?

— Только собираюсь.

— Быстро ко мне, я в парке возле твоего дома. Буду ждать у колонны с универсальными часами.

Мне показалось, что говорит Игнат как-то в нос, словно сквозь узкую трубку, но я не придал этому значения. С меня слетел весь сон, заработало воображение, и я, одеваясь на ходу, вихрем промчался через холл, скатился по лестнице центрального входа, рванул в боковую аллею парка, ведущую к бассейну: колонна с часами стояла у его входа.

Темнота мне помехой не была, и я домчался до указанного Игнатом ориентира за несколько минут. Треугольная площадь с колонной часов, едва освещенная розовым пузырем светильника на шпиле бассейна, была пуста. Я огляделся, недоумевая. От стенки невысокого подстриженного кустарника отделилась тень и направилась ко мне. Я с облегчением пошел навстречу и вдруг насторожился: это был не Игнат. Невысокий, стройный, во всем черном, человек ничем не напоминал Игната, лица его в полутьме, как ни старался, я разглядеть сразу не смог.