Если Наоми умерла и не будет найдена, история с Оуэном рано или поздно заглохнет.

А стоит Оуэну исчезнуть из новостных репортажей, и он больше никогда не вернется.

Только вот Триста не воскреснет. Но с этим уже ничего не поделаешь. Зато Дженна перестанет бояться. Она больше не будет думать об Оуэне Оливере.

А потом, через год, об Оуэне вспомнят репортеры. Годовщину истории отметят документальными фильмами, специальными новостными выпусками и драматичными роликами, воссоздающими вероятный сценарий происшедшего. Но ничего нового с экранов телевизоров нам не сообщат. Мы услышим о Наоми от ее мужчин с искаженными голосами.

А затем Оуэн канет в Лету. И Наоми вместе с ним.

Дженна будет уже на год старше, ее начнут интересовать мальчики. Ее волосы отрастут, и она не станет больше прятать под матрасом нож.

С течением дней я начинаю укрепляться в своем предположении: Наоми мертва, и Миллисент не посещает ее и не пытает. У полиции до сих пор ничего нет. И все, что мы с женой сделали, со временем — когда все позабудут про эту историю — поблекнет и в нашей памяти.

Я уже с улыбкой наблюдаю за синей точкой. Миллисент возвращается после обеда домой, высаживает детей, а потом снова куда-то уезжает. Она останавливается у кофейни, и я знаю, что она закажет латте с ванилью.

Я настолько увлечен слежкой за синей точкой, что пропускаю специальный выпуск новостей. А в нем какая-то женщина утверждает, что на нее напал Оуэн Оливер Рили.

40

Впервые я слышу об этой женщине в супермаркете. Телеэкран вмонтирован над автоматом с содовой, он виден всем посетителям магазина и даже отражается в зеркалах безопасности. Но я не обращаю на него внимания, пока в кадре не появляется Джош. Он говорит, что встретился с женщиной, которая утверждает, будто на нее напал Оуэн Оливер Рили.

Она не согласилась дать интервью телерепортерам, даже с искаженным голосом. Пока что в их распоряжении имеется лишь копия ее заявления в полицию. На экране появляется текст, и женский голос за кадром зачитывает его:

«Во вторник ночью я стала последней жертвой Оуэна Оливера Рили. Но Божьей милостью я убежала от него. Я — парикмахерша. После работы мы все пошли в бар через дорогу. Потом я оказалась в баре на Мерсер-Роуд, но решила не засиживаться там, а пойти домой, потому что на следующий день мне нужно было выходить на работу. Дело было около одиннадцати вечера. Я это помню, потому что кто-то назвал это время, и я подумала, что лучше пойти домой. И ушла из бара. А припарковалась я на заднем дворе. Там не было темно, потому что горели фонари и луна светила очень ярко. Наверное, было полнолуние, я не проверяла. В общем, было достаточно светло, чтобы я могла сама найти дорогу. Об Оуэне я даже не думала. Мне и в голову не приходило думать о нем.

Я была в паре шагов от своей машины, когда ощутила рывок. Как будто моя сумка за что-то зацепилась лямкой. Рывок был слабым, я не испугалась. Я просто остановилась и потянула сумку. Ее действительно что-то держало. Тогда я обернулась.

Он стоял позади меня, сжимая в руке лямку моей сумки. Вот что ее держало. Рука Оуэна.

Я уверена, что это был он, хотя его кепка была надвинута так низко, что закрывала почти половину лица. Я до сих пор вижу перед глазами его рот. Его улыбку. Ее сейчас узнает каждый — во всех новостях показывали тот старый снимок с его ухмыляющейся рожей. Вот так я и догадалась, что это был именно Оуэн. Я выпустила сумку и дала деру.

Но далеко я не убежала. Оуэн меня схватил. Именно тогда я получила все эти царапины, стараясь вырваться из его цепких лап. Но мне это не удалось, потому что он оказался очень сильным. И каждый раз, когда я пыталась двигаться, он только сильнее сжимал свою хватку.

Я осталась жива только благодаря своему телефону. Мне позвонил брат, я это поняла по звонку. Я персонализировала все входящие вызовы, потому что хочу знать, кто мне звонит, понимаете? Так вот, вызов от брата звучит как взрыв, потому что он у меня такой — большой взрыв. В его жизни всегда что-нибудь случается, и тогда он звонит мне. Но я больше не хочу его за это винить. Ведь из-за его взрывной жизни и этого звонка я все еще жива. Звук взрыва был такой громкий, что Оуэн подпрыгнул и обернулся. Думаю, он и в самом деле подумал, будто что-то взорвалось.

Я рванулась и побежала прямиком назад в бар. А он за мной не побежал. Не думаю, что он понял, что никакого взрыва не было. Возможно, он до сих пор думает, что что-то взорвалось».

На этом заявление заканчивается. Хотя в новостях могли зачитать только его часть. Текст исчезает с телеэкрана, на нем снова появляется Джош. Он стоит на парковке за баром на Мерсер-Роуд. Я не был в этом баре с двадцати лет. А в те времена в нем не обслуживали по карточкам.

Джош выглядит серьезным. Печальным. Лучше, чем раньше — потому что он больше не испытывает возбуждения от ужасного преступления. Он озвучивает имя женщины, подвергшейся нападению Оуэна — Джейн Доу.

— Простите…

Мимо меня проскальзывает пожилая женщина. Я все еще стою в зале супермаркета, рядом с автоматом с содовой, и пялюсь на экран. Единственный человек, который кроме меня на него тоже смотрит, — это парень за кассой. Той самой, за которой я привык видеть Джессику. У этого парня лысая голова, и она смешно блестит под флуоресцентными лампами.

Он переводит на меня взгляд и мотает головой, словно хочет сказать: «Разве это не ужасно?»

Я киваю ему, а потом покупаю свой обычный кофе и пакетик чипсов.

* * *

Жизнь с Миллисент всегда была такой. Идет себе и идет своим чередом. Бывает, подворачивается случайная колдобина на дороге, но в целом езда довольно ровная. А потом вдруг земля разверзается в пропасть. И эта пропасть настолько широка, что способна поглотить всех и вся. Иногда в ней таится что-то хорошее. А иногда нет. Сколько таких пропастей я уже повидал на своем пути!

Так было, когда жена мне сказала, что Холли жива. Потом, когда она огрела Робин по голове вафельницей. И когда воскресила Оуэна.

В такие моменты мне казалось,