— Да и бог с ними. Все нормально! Эти ушли, другие остались… — Я плеснул себе еще арманьяка и отхлебнул из малюсенькой чашечки кофе. — Естественный процесс, все со временем меняется… — А потом неожиданно расхохотался. — Только неугомонный бастард остается самим собой…

Потом лег в постель и спокойно проспал до самого рассвета. А утром снова отправился в путь.

В Гуттене мы сделали короткую остановку, кое-что загрузили в трюм, а еще я сделал рокировку среди личного состава. Место Альмейды занял Отто фон Штирлиц, тот самый разжалованный риттер, который прибился ко мне около Нанси, что в Лотарингии. Он как раз вернулся с побывки домой. Ну а мосарабов заменили десять бойцов из личной дружины, по большей части брабантцы и алеманы. Десяти вполне хватит, с большим количеством я буду сильно привлекать внимание. Ведь есть еще братец Тук да Клаус с Луиджи. Рана ломбардца еще не зажила, но парень на коленях выпросил взять его с собой — повидать матушку в Риме. Пришлось согласиться, а вдобавок включить в команду Соломона — моего личного лекаря.

Путешествие в Бретань получилось не особо комфортным и небыстрым — всю дорогу дул встречный ветер. Вдобавок уже в бретонских водах разыгрался шторм, и пришлось искать убежища в прибрежной бухте. Той самой, в которой когда-то на нас напали разбойники.

Но, как бы там ни было, на исходе одиннадцатых суток мы уже бросили якорь в бухте острова Уэссан, столице моей сеньории Молен.

В свое время дюк бретонский Франциск своим волевым решением превратил этот островной архипелаг в сеньорию и презентовал мне в качестве благодарности за некоторые услуги весьма деликатного свойства.

Плотно взяться за владение я так и не успел, но все равно с того времени Уэссан сильно преобразился. На месте живописных развалин теперь красовались настоящий артиллерийский бастион и капитальный маяк, а в бухте появился небольшой порт. Рядом с ним — большой поселок, одноименный с самим островом. Народ сюда я набрал в основном из самой Бретани, сманив хорошими подъемными и другими плюшками. Признаюсь, шли трудно, но со временем дело наладилось. Поселение процветает, домишки добротные, куда ни глянь — пасутся стада домашней скотины и зеленеют огороды с полями. Но главный доход я получаю не с домашнего хозяйства, а с экспорта устриц, ибо архипелаг — одна громадная устричная плантация. Улов скупают на корню, причем половину сразу забирает бретонский двор. Золотишко течет рекой, да и сам народ богатеет. Никого не выгонишь, готовы в сервы записываться плотными рядами, дабы остаться на хлебном месте.

Как только мы вошли в бухту, бабахнула серпентина. В поселке мгновенно возникла суматоха, через краткое время превратившаяся в организованную церемонию встречи.

Ага, хлеб-соль, целование длани любимого сеньора и прочие радости средневековых взаимоотношений. Пришлось терпеть, а куда деваться. Тем более что наведываюсь сюда едва ли не раз в год. И максимум на пару деньков, не больше. А в этот раз вообще, почитай, только на ночь.

Несмотря на окружающее благолепие, своей резиденцией на острове я так еще и не обзавелся, поэтому пришлось ночевать на «Виктории», чему я не особо опечалился. Сроднился уже со своим корабликом. Признаюсь, иногда даже уверенней чувствую себя, чем на суше.

Отчалили с рассветом, а к полудню наконец показался Нант, главная вотчина бретонских дюков, то бишь герцогов.

Большой и симпатичный город и, что главное, более-менее чистый по сравнению со своими средневековыми соседями. По крайней мере, вонь от нечистот и прочей дряни на улице благодаря близости к морю уносит ветерок.

В Нанте еще расположен филиал моей торговой компании, благодаря чему у наших судов есть свои причалы. К одному из них «Виктория» и пришвартовалась.

Едва я успел переодеться, как на борту появился Руперт Лебо, бессменный глава нантского отделения и по совместительству — мои глаза и уши в городе.

— Сир… — Невысокий плешивый толстячок согнулся в почтительном поклоне. — Рад приветствовать вас в городе. Ваши лошади уже у причала. С высочайшим почтением хочу сообщить вам, что торговые дела…

— С отчетом — к нему… — оборвал я его и кивнул на Хорста, застывшего в уголке каюты.

Лебо расплылся в угодливой улыбке.

— Всенепременно, сир, я всегда готов.

В отличие от своего шефа Руперт никогда внешне не показывал особого трепета перед цербером-аудитором, что мне особо нравилось в приказчике.

— Покиньте нас все…

Через несколько секунд мы с Рупертом остались одни в каюте.

— Рассказывай. — Еще раз глянув в зеркало, я уселся в кресло. — Что нового при дворе дюков? Хотя подожди, сначала — о моих дочерях. Как они тут?

— Насколько мне известно — все прекрасно… — начал Лебо. — Дюшеса и дюк души не чают в госпоже Теодории и ваших младших дочерях. Давеча они гостили в охотничьем замке Дуар, а сегодня вернулись в свой дом.

— Кто вернулся?

— Ваши дочери, сир!..

— Куда?

— В свой особняк…

— Какой еще «свой» особняк? — Я удивленно уставился на приказчика.

Что за бред? Недвижимостью в Нанте я так и не успел обзавестись, по большей степени — за полной ненадобностью. Все равно бываю очень редко, да и то почти всегда — инкогнито, а при офисе компании присутствуют комфортабельные покои, чего мне с головой хватает. А тут особняк… Откуда он взялся?

Лебо слегка растерялся, но тут же взял себя в руки.

— Особняк, сир. Подарен его высочеством Франциском вашим дочерям, сир. Отличная недвижимость, с садом, всеми приличествующими постройками и недалеко от дворца.

— Подарен? — Тут я удивился еще больше. Верней, совсем оторопел. Франциск скряга каких свет не видел. Что за щедрость?

— Да, сир, месяц назад. Наша компания только выполнила подряд на внутреннее обустройство особняка. С гордостью могу сообщить: все исполнено на высшем уровне. Лучшие материалы и мебель, что можно достать в Бретани. Да что там — во всей Европе!

— Что? — взревел я, вскакивая с