Не сейчас и не здесь. Голова у Перрина болела, и ему очень хотелось, чтобы у него было время подумать, но времени-то как раз и не было. Откуда знать, где бывал этот Борнхальд, с какими странами и городами он хорошо знаком? Если он уличит их во лжи, вернуться к правде станет невозможно. Тогда Борнхальд будет совершенно убежден, что они — Приспешники Тьмы.

— Мы из Двуречья, — быстро сказал Перрин.

Эгвейн в открытую вытаращилась на него, лишь потом спохватившись, а он торопливо стал излагать правду — или вариант правды. Они вдвоем покинули Двуречье, чтобы увидеть Кэймлин. По пути прослышали о развалинах огромного города, но когда они нашли Шадар Логот, там кишмя кишели троллоки. Им вдвоем удалось спастись за рекой Аринелле, но к этому времени они совсем заблудились. Потом они совершенно случайно встретили человека, который предложил провести их к Кэймлину. Он заявил, что его имя — не их дело, и вряд ли этот незнакомец излучал дружелюбие, но им нужен был проводник. В первый раз волков они оба увидели после того, как появились Дети Света. Все, что они пытались сделать, — это спрятаться, чтобы их не съели волки или не убили люди или лошади.

— ...Если бы мы знали, что вы — Дети Света, — закончил юноша, — мы бы попросили у вас помощи.

Байар недоверчиво хмыкнул. Перрина такое отношение озаботило мало: если удастся убедить Капитана, то Байар им не Страшен. Ясно, что Байар дышать перестанет, прикажи ему Лорд-Капитан Борнхальд.

— Не вижу тут никакого Стража, — чуть погодя произнес седоволосый мужчина.

Выдумка Перрина подвела юношу — он понимал: чтобы обдумать все, нужно время. В возникшую паузу-брешь устремилась Эгвейн:

— Его мы встретили в Байрлоне. В городе полным-полно людей, спустившихся после зимы с копей, и в гостинице нас посадили с ним за один стол. Мы с ним только раз поговорили за едой.

Перрин вздохнул свободнее. Спасибо, Эгвейн.

— Верните им их пожитки, чадо Байар. Не оружие, разумеется. — Байар удивленно посмотрел на Борнхальда, и тот добавил: — Или же вы из тех, кому по душе грабить непросвещенных, чадо Байар? Это же дурное занятие, да? Ни один человек не может быть вором и ходить в Свете.

Казалось, Байар боролся с соблазном не поверить этому предположению.

— Значит, вы нас отпускаете? — В голосе Эгвейн звучало удивление. Перрин поднял голову и посмотрел на Капитана.

— Конечно, нет, дитя, — печально сказал Борнхальд. — Может, вы и рассказываете правду о том, что вы из Двуречья, поскольку знаете о Байрлоне и рудниках. Но вот Шадар Логот?.. Это название известно очень и очень немногим, большинство из них — Друзья Темного, и каждый, кому известно достаточно, чтобы знать это название, сведущ достаточно, чтобы не соваться туда. Советую вам по пути в Амадор придумать историю получше. Время у вас будет, так как нам придется задержаться ненадолго в Кэймлине. Правда, дитя, — предпочтительна. В правде и в Свете — свобода.

Байар забыл о своей робости перед седоволосым. Он резко отвернулся от пленников, в словах его прозвучала оскорбительная резкость.

— Вы не можете! Это не позволено! — Борнхальд насмешливо приподнял бровь, и Байар, поперхнувшись, мигом сбавил тон: — Простите меня, Милорд Капитан. Я забылся, и я смиренно прошу прощения и готов подвергнуть себя епитимье, но, как отметил сам Милорд Капитан, мы должны быть в Кэймлине вовремя, а так как большая часть запасных лошадей разбежалась, то нам и без пленников будет трудно поспеть туда в срок.

— И что же вы предлагаете? — тихо спросил Борнхальд.

— Кара для Приспешников Тьмы — смерть! — От ровного голоса, которым были сказаны эти слова, их смысл стал еще более зловещим и ошеломляющим. Таким тоном можно было предлагать раздавить букашку. — С Тенью не может быть перемирия. Нет снисхождения Друзьям Темного.

— Рвение должно приветствовать, но, как мне часто приходится замечать своему сыну Дэйну, чрезмерное усердие может обернуться прискорбной ошибкой. Вспомните к тому же, о чем говорят Догматы. Ни один человек не потерян настолько, что его нельзя было бы вывести к Свету. Эти двое юны. Они еще не могли оказаться глубоко в Тени. Их еще можно привести к Свету, если только они позволят поднять пелену Тени с их глаз. Мы обязаны предоставить им такую возможность.

На миг Перрин почти почувствовал расположение к похожему на ласкового дедушку мужчине, который встал между ним и Байаром. Затем Борнхальд с улыбкой, по-отечески ласковой, повернулся к Эгвейн.

— Если вы откажетесь прийти к Свету к тому времени, когда мы достигнем Амадора, я буду вынужден передать вас Вопрошающим, а по сравнению с ними рвение Байара — не более чем свеча перед Солнцем. — Седоволосый говорил, словно человек, который сожалеет о том, что принужден делать, но у которого и в мыслях нет совершить нечто выходящее за рамки своих прямых обязанностей — как он их понимает. — Раскайся, отрекись от Темного, приди к Свету, исповедуйся в своих грехах и расскажи о том, что тебе известно об этих мерзостях с волками, и ты будешь избавлена от кары. Ты пойдешь свободно, в Свете.

Внимательный взгляд упал на Перрина, и Борнхальд сокрушенно вздохнул. Ледяной холод сковал юношу.

— Но вот ты, просто Перрин из Двуречья... Ты убил двоих Детей. — Борнхальд коснулся топора, который Байар по-прежнему держал в руках. — Что до тебя, то, боюсь, в Амадоре тебя ждет виселица.

Глава 31

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЗА УЖИН

Ранд, сузив глаза, следил за столбом пыли, поднимавшимся впереди, за тремя-четырьмя изгибами дороги. Мэт уже направлялся к буйно разросшимся кустам живой изгороди, протянувшейся вдоль обочины. Если в ней удастся найти проход, то за вечнозеленой листвой и густо переплетенными ветвями можно будет спрятаться не хуже, чем за каменной стеной. По другую сторону дороги, отмеченной редкими бурыми скелетами кустов в рост человека, раскинулось широкое, с полмили, чистое поле, за которым темнел лес. Поле могло быть частью не очень давно брошенной фермы, но быстро спрятаться там было негде. Ранд старался определить скорость пыльного столба и силу ветра.

Внезапный порыв закружил дорожную пыль вокруг юноши, швырнув пригоршню сора ему в глаза. Ранд заморгал и поправил простой темный шарф, обмотанный вокруг носа и рта. Шарф теперь был не очень чистым, лицо от него чесалось, но он защищал от висящей в воздухе пыли. Его дал Ранду фермер, широколицый мужчина, со щеками и лбом, изборожденными глубокими морщинами от тревог и забот.

— Не знаю, от чего вы бежите, — сказал он тогда, озабоченно хмурясь, — и