Лидия удивленно посмотрела на Виктора. Он нахмурил брови:

– Вам лучше не двигаться. Рана снова кровоточит. Я жду хирурга. Пора бы ему уже появиться.

Разве ее состояние после ранения ухудшилось? Ум Лидии работал медленно и с большим трудом. Сколько прошло времени? Сколько крови она потеряла?

– Я умру?

– В конечном итоге – да.

Ее тревожный возглас, должно быть, позабавил Виктора, потому что он слегка улыбнулся.

Тут Лидии в голову пришли две мысли: она не готова умереть и она не хочет умереть нетронутой. Правда, она тут же подумала, что слабо представляет, как все должно произойти, к тому же временами Виктор пугал ее. О Господи, если и прежде неясные чувства смущали ее душу, то теперь они стали еще более противоречивыми.

Виктор взялся за ворот своей рубашки и дернул его вниз, открывая правое плечо.

С трудом сдержав крик и не сводя с Виктора глаз, Лидия скользнула под одеяло. Он намерен снять рубашку? Ее взгляд был прикован к белому выпуклому шраму на его плече.

– Я это пережил. Полагаю, и вы выживете.

– И у меня останется такой отвратительный шрам? – с испугом спросила она и тут же пожалела о своих словах.

– Не думаю. Пуля задела мне кость, ее пришлось извлекать. Рану несколько раз прочищали, – объяснил он деловитым тоном, но голос его предательски дрогнул. – У вас пуля прошла навылет, задев только мягкие ткани. Я хорошо знаю, что делать с такой раной, так что не допущу, чтобы у вас остались подобные украшения.

Лидия потянулась, собираясь потрогать его шрам, но Виктор отпустил ворот рубашки, и ткань прикрыла шрам. Ее пальцы наткнулись на мягкий шелк. Как странно, будучи Ленардом, она носила льняные рубашки. Прикосновение гладкой ткани напомнило ей, чего она лишилась, отказавшись от женской одежды.

Виктор сжал ее пальцы:

– Не надо.

– Все еще болит? – Лидия заглянула ему в глаза и увидела не боль, не память о страданиях, а тот же огонь, что бушевал и в ней.

– Нет. Рана давно зажила.

Тогда почему он не хочет, чтобы она прикасалась к нему?

Лидия отпустила свою сорочку, которую придерживала на левом плече, надеясь, что она не сползет слишком низко. Потом взялась за ворот его рубашки и сдвинула ее так, чтобы снова увидеть шрам. Она увидела крепкие мышцы и темные завитки волос на груди.

Его рука, сжимавшая ее пальцы, ослабла. И Лидия коснулась его смуглой кожи. Сколько у него шрамов? На лбу, на плече. Может быть, есть и еще? Наверное, если присмотреться, то найдется еще много боевых отметин, словно у средневекового рыцаря. Виктор слегка повернул голову, словно ему трудно было вынести ее пристальный интерес. Мысль, что он гораздо дольше удовлетворял свое любопытство, переодевая ее, приободрила Лидию. Рана на теле давно зажила, но душевная ра на не давала ему покоя. Лидия не знала, откуда ей это известно, но ни секунды в этом не сомневалась.

Она подалась вперед и коснулась губами шрама. У его кожи был опьяняющий, чуть солоноватый вкус. Внутри у нее все трепетало, но ее действие, которое она посчитала извинением за свою паническую реакцию на его шрам, обернулось непредвиденным для нее.

Мышцы Виктора напряглись. Неужели она совершила ошибку, поступив с ним столь фамильярно? Он находит ее внимание отвратительным? Ее поцелуй – непростительная оплошность? Проверив, не слишком ли сползла ее сорочка, Лидия опустила голову.

– У вас много шрамов?

– При моем образе жизни могло быть и больше. – Эти слова заставили ее поднять голову, его лицо было совсем близко, его горячее дыхание касалось ее губ.

Кончиками пальцев Виктор провел по ее нагому плечу.

– Ваш порыв означает, что я прощен за нанесенную рану?

– Да.

Лидия не понимала, что все это значит.

Он спустил разрезанный рукав сорочки с ее локтя. От страха и ожидания чего-то неизведанного у нее по спине пробежал холодок. Виктор не сводил с нее своих темных глаз. Он высвободил из рукава ее вторую руку. Лидия отчаянно уцепилась за ворот сорочки, зажмурив глаза и понимая, что должна возражать и сопротивляться. Но его спокойные и уверенные движения окончательно лишили ее дара речи.

– Думаю, пора вам назвать свое имя.

Лошадь Хелены нервно перебирала ногами. Девушка успокаивающе похлопала ее по шее затянутой в перчатку рукой, понимая, что животному передалось напряжение хозяйки. Сама идея подкупа конюхов поразила ее.

– Да, я всегда стараюсь найти самый простой путь, и он, как правило, приводит к успеху, – словно подслушав ее мысли, сказал Тревор.

– Но…

Два ее конюха пренебрегли своим долгом в уверенности, что с ней ничего не случится. Тревор, должно быть, заплатил им кучу денег, если они отважились рискнуть своим положением.

– Не нужно бояться, что я на вас наброшусь. – Ее обдало жаром. Он такой прямолинейный.

– У меня и в мыслях нет, что вы поведете себя неподобающим образом.

Хелену беспокоило как раз обратное: что у него никогда не возникнет к ней тех чувств, которые могли бы заставить его пренебречь правилами хорошего тона.

Тревор искоса взглянул на нее своими удивительными голубыми глазами.

– Если вы решительно не расположены отправиться на прогулку наедине со мной, то попросите конюха взять другую лошадь. Мы можем подождать. Но думаю, что Роттен-роу, аллея для верховой езды в Гайд-парке, в этот час пустынна, и нас никто не увидит.

Хелена тронула поводья. Разумеется, правила этого не позволяют, но что может случиться, пока она верхом на лошади? К тому же ей хотелось надеяться, что Тревор разыскал ее, потому что мечтал о встрече с ней.

Пока они ехали по улице, Тревор расспрашивал ее о родителях и сестрах, а она поглядывала на окна домов, чтобы убедиться, что никто из соседей не заметил, как она отправилась на прогулку с каким-то незнакомцем. Не отдавая себе в этом отчета, в глубине души Хелена надеялась, что кое-кто из ее потенциальных женихов, увидев ее, оставит свои намерения.

Сообщив, что ее сестры замужем, Хелена смутилась.

– А вы?

– Нет, хотя мне сказано, что у меня больше нет времени на колебания и сомнения. В этом сезоне я должна выбрать себе суженого.

Хелена смутилась еще больше. Почему она говорит этому человеку такие вещи?

– Мужчин много, и выбрать одного – трудная задача.

Хелена не отрывала взгляда от своих перчаток. Не так уж и трудна эта задача. В душе она уже сделала свой выбор. Разумеется, у нее была масса воздыхателей. Ей писали оды, изобилующие самыми цветистыми сравнениями. Там воспевались ее ушки в форме морской раковины – будто у остальных уши другой формы; и ее изумрудные глаза, которые на самом деле больше напоминали цветом мох, чем драгоценный камень; и лилейная белизна ее кожи, которая в действительности имела склонность к веснушкам и требовала постоянных протираний лимонным соком и припудривания, даже сейчас вуаль на шляпке оберегала ее лицо от утреннего солнца. Красота Хелены была не того рода, чтобы мгновенно ослеплять и сводить с ума поклонников. К тому же, как ни грустно это признавать, восторги некоторой части мужчин были вызваны скорее положением ее отца.