же, что Отец. Дух не Сын, хотя и от Бога, потому что Единородный один, но то же, что Сын. И Три – едино по Божеству; и Единое – Три по личным свойствам, так что нет ни единого – в смысле Савеллиевом, ни трех – в смысле нынешнего лукавого разделения».[220]

Таким образом, единство существа, по учению Григория, не нарушается тем, что оно принадлежит трем Ипостасям. Для уяснения этого вопроса Григорий пользуется аналогиями, но крайне осторожно. В мире ограниченном нельзя найти точного выражения отношений между Лицами Всесовершенного существа, и всегда найдется повод приписать Божеству свойства, Ему не принадлежащие. Григорий указывает слабые стороны употреблявшихся его современниками аналогий, устраняя возможность перетолкования своего учения.[221]

Самой подходящей аналогией для определения отношения Лиц к существу Григорий считает единство ума, мысли и души. «Как между умом, мыслью и душой невозможно представить какого-либо деления и сечения, – говорит Григорий, – так равно невозможно представить никакого деления или сечения между Святым Духом, и Спасителем, и Отцом, потому что... естество умосозерцаемого [души] и Божественного нераздельно».[222]

Ипостаси Сына и Духа имеют причиной Своего бытия Ипостась Отца. Но это нимало не нарушает единства существа Божия, ибо Ипостаси Святой Троицы не разделены временем. «Крайне было бы бесславно для Божества как бы вследствие изменения советов Своих прийти в полноту совершенства», – говорит Григорий.[223] Следовательно, неизменяемость Божества, как существа Всесовершенного, уже говорит за то, что Лица совечны между Собой. Хотя Сын и Дух небезначальны по отношению к Отцу, как Виновнику Своего бытия,[224] но Они совечны Ему: «Если было, когда не был Отец, то было, когда не был Сын. Если было, когда не был Сын, то было, когда не был Дух Святой. Если Один был от начала, то были Три».[225]

Рассуждая о рождении Сына и исхождении Духа, Григорий говорит: они совершились «прежде самого когда. Если же надобно выразиться несколько смелее: тогда же, как и Отец. Но когда Отец? Никогда не было, чтобы не был Отец. А также никогда не было, чтобы не был Сын и не был Дух Святой»,[226] «ибо не под временем Те, от Которых время».[227] Поэтому, по учению Григория, нужно избегать даже таких выражений, как «когда», «прежде», «после», «исперва», по отношению к Лицам Божественной Троицы, потому что они не исключают понятия времени.[228]

Троичность совечных Ипостасей не вносит разделения и во внутреннюю жизнь Божества. У людей наблюдаются разногласия не только с другими, но даже и с самими собой вследствие борьбы нашего «я» с разными мотивами. Лица Святой Троицы в этом отношении представляют такое единство и тождество, что у Них нет и тени разделения. Обладая равной степенью могущества, Лица Святой Троицы проявляют полное единение Божественной воли. «Каждое из Лиц Божества по тождеству сущности и силы имеет такое же единство с Соединенным, как и с Самим Собою», – говорит Григорий.[229]

Объясняя слова Спасителя Сын сошел с небеси, не да творит волю Свою, но Пославшаго (Ин. 6:18), Григорий учит: «...сие говорится не потому, что собственная воля Сына действительно есть отличная от воли Отца, но потому, что нет такой воли, и смысл, заключающийся в словах, таков: „Не да творю волю Мою, потому что у Меня нет воли, отдельной от Твоей воли, но есть только воля, общая Мне и Тебе. Как Божество у Нас одно, так и воля одна“».[230]

Резюмируя учение отцов каппадокийцев о единстве Лиц Святой Троицы, мы находим, что они учили о единстве Лиц Святой Троицы по существу и тождественности бытия.

С. М. Зарин. Учение святого Василия Великого о Святом Духе [231]

Четвертый век христианской эры был временем особого возбуждения богословской мысли и в этом отношении по всей справедливости может быть назван «золотым веком». Он оказал незаменимую услугу вообще нашей догматике и, в частности, делу раскрытия и уяснения вопроса о Святом Духе. На этом поприще потрудились такие светила богословской мысли, как Афанасий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский и в числе их святой отец Василий Великий, епископ Кесарийский. Он жил и действовал во время разгара арианских и так называемых духоборческих (последних часто под прикрытием и именем арианства) волнений. Конечно, и прямые последователи Ария представляли по рассматриваемому нами вопросу для Церкви опасность – из арианских воззрений логически вытекала и тварность Святого Духа. Но такая опасность со стороны ариан умерялась тем, что эти еретики были уже осуждены Вселенским Собором.[232] Что же касается так называемых духоборцев из числа бывших полуариан, которые принимали Никейскую веру и в то же время отрицали божество Святого Духа,[233] то эти были гораздо опаснее, – опаснее особенно потому, что скрывали свои заблуждения под личиной правоверия и даже выказывали себя защитниками его. «Веру, изложенную в Никее, – возражали они, по словам св. Епифания, православным, – исповедуем и мы; докажи же, сделай милость, на основании ее, что Дух Святой причисляется к Божеству».[234] Против этих еретиков Василий Великий вооружался не только словом в проповедях, но и письменно. Так, в защиту православного учения о Святом Духе он написал «Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия», «О Святом Духе. К святому Амфилохию, епископу Иконийскому»; письма – к брату Григорию, к Кесарийским монахам и проч.[235] Особенно замечательны из его произведений по вопросу о Святом Духе первые два – «Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия»[236] и «О Святом Духе. К святому Амфилохию». В них он собрал против еретиков-духоборцев все, что только можно было собрать, – собрал, надо заметить, настолько обстоятельно, что эти произведения не потеряли для Церкви своего значения и теперь, если бы ей пришлось бороться с подобного рода еретиками. Задача и, так сказать, характер содержания указанных сочинений Василия Великого определились теми возражениями, которые делали еретики-духоборцы. Главное положение этих последних было – Дух Святой произведение, тварь Сына, а, как произведение, Он, без сомнения, ниже Сына и Отца и потому не единосущен с Ними.[237] В качестве же аргумента в пользу тварности Духа они приводили между прочим и то, что отрицание тварности Духа ведет к отрицанию ипостасности Его, так как за отрицанием тварности два другие возможные предикаты Его бытия – нерожденность и рожденность – ведут Его к слиянию или с Отцом, или с Сыном.[238] Имея в виду такие положения еретиков, Василий Великий и старается доказать главным образом то, что Дух Святой не тварь Сына,