Но об всем по порядку.

Оптика на поверку оказалась довольно приличной, а прицельная марка почти один в один повторяла таковую у нашего отечественного ПСО, но сам штуцер, черт бы побрал этот слонобой хренов, лягался при выстреле как взбесившаяся кобыла. Нет, ну куда такая моща?

По первому выстрелу поправку сделать не получилось, так как отдачей сразу увело стволы высоко вверх, и я не смог проследить куда ушла пуля. Увы, вода не оставляет на себе следов. Поэтому пришлось привлечь Сержа с биноклем как корректировщика.

Второй и третий выстрелы были потрачены на то, чтобы выверить прицел по горизонтали. На вертикаль ушло еще четыре патрона, и только восьмая пуля попала прямо в цель, продев дырищу размером с кулак, по самому центру холста укрепленного на мольберте.

В общем, управился, но патрона осталось всего два. И хватит. Вряд ли мне дадут палить как из пулемета. Если сразу не попаду, то лучшим выходом будет сваливать как можно быстрей.

– Едрить… – я потер онемевшее плечо и уважительно погладил штуцер по казенной части. – Объездил все-таки стервеца…

Потом записал себе в блокнотик положение верньеров на прицеле, закрутил на них защитные колпачки, аккуратно завернул штуцер в плед и упаковал его в чехол. На этом пока все. Теперь осталось доставить винт на место и можно приступать к операции.

– Алекс…

– Слушаю, – я обернулся к Сержу и Лили.

– А нам пострелять? – брат и сестра с надеждой уставились на меня. – Хотя бы по паре магазинов.

Я про себя довольно хмыкнул. Правильной дорогой идете щеглы. Вроде бы обыкновенная просьба, но в ней очень много маркеров для сведущего в армейской дисциплине человека. Какие маркеры?

Во-первых, ребята безоговорочно приняли мое командование над собой и прекрасно усвоили, что в коллективе все делается по команде.

Во-вторых, они обратились с просьбой только после того, как я закончил свои дела. А это свидетельствует уже о более глубоком уровне самодисциплины.

Получается и анархистов можно к порядку призвать. Вот что значит правильно поставленная работа с личным составом.

В общем, молодцы ребятки. Далеко пойдут.

Я немного помедлил, а потом кивнул.

– Хорошо, постреляем. Но сначала немного поговорим. Вижу, что вы себя уже чувствуете уверенными пользователями этого, несомненно неплохого для своего времени оружия. Так? Воробышек.

– На тридцати шагах, я положу в мишень всю обойму, – Лили гордо задрала нос. – Одной очередью.

– Прямо, одной?

– Одной.

– Уже так пробовала?

– Нет, ты запрещал. И зря.

– Откуда такая уверенность? Но ладно. Все познается в практике. Идем на позицию… – я встал с камня. – По пути отрабатываете движение в паре. Марш…

Добравшись до места, Лили приняла довольно уверенную стойку и лихо загнала патрон в патронник.

– Не слышу.

– К стрельбе готова.

– Огонь.

Воздух распорола резкая очередь, «штайр» задрался стволом вверх, в крайней точке с лязгом став на затворную задержку. а Лили покачнулась, и едва не шлепнулась задницей на мокрые от росы камни.

– Ой…

– К мишени.

Помимо дырищи проделанной штуцером, в мольберте обнаружилось еще две дырочки. Одна почти по центру, вторая надорвала только краешек полотна. Остальные пули, очень ожидаемо полетели за молоком.

– Ну и? Теперь ты понимаешь, почему я не давал вам стрелять длинными очередями? Правильно, потому что, это пустая трата патронов. Нет, так тоже можно, к примеру, ведя подавляющий или отсекающий огонь, для того, чтобы заставить противника потерять атакующий темп, заставить прижаться к земле, но все равно, отсечки по два-три выстрела, гораздо эффективней. Понятно? Не слышу?

– Понятно…

– Хорошо. Пробуем. Умник, подпружинь ноги… ага, вот так… Воробушек, корпус слегка вперед…

В общем, очень скоро от полотна на мольберте остались только лохмотья. Не скажу, чтобы результаты сильно поражали, но оба дитя анархии оказались довольно способными учениками. Через пару-тройку месяцев усиленных занятий, из них могли бы получиться приличные боевики с твердым базовым знанием предмета, но, этого времени у нас нет. Да и ни к чему мне заниматься избыточной профподготовкой случайных подельников. Для дела хватит и ладно. Наш путь можно назвать общим ровно до того времени, как Франко Корсиканец отправится на тот свет, а дальше, каждый сам себе выберет дорогу.

После «штайров», мы немного попрактиковались в стрельбе из личного оружия, а затем, дружно предались праздности.

Для начала слопали корзинку печеной на углях рыбки-султанки, купленной на причале у рыбаков и заполировали ее бутылочкой кальвадоса. Дальше, Лили взялась за рисование, а мы с Умником, дымя сигаретами, принялись убивать время разговорами.

О чем? Обо всем и ни о чем. Я, даже если бы захотел, ничего о себе рассказать не смог бы, а Умник, несмотря на внешнюю открытость, тему своей прошлой жизни старательно избегал. Правда, по нескольким оговоркам я понял, что Умник и Воробышек, в Марселе банально прячутся, после какого-то громкого дела в Париже. А Доминик Красавчик – их старый знакомый и, возможно, даже единомышленник по политическим убеждениям. Хотя, в последнем особо не уверен.

Вот как бы и все. Но, в некоторой степени, это и к лучшему. Если бы Серж принялся напропалую раскрывать тайны своего прошлого – я бы сильно встревожился. Почему? Да потому, что такой информацией делятся без особой опаски только с потенциальным покойником.

А еще, Умник начал приобщать меня к анархизму. Но очень аккуратно, дозированно, словно боясь спугнуть обилием информации.

– Свобода. Понимаешь, Алекс, основой наших убеждений является свобода. Все очень просто.

Я уже сложил свое мнение об анархизме, считая его довольно привлекательным в некоторых постулатах, но уж очень утопичным. И довольно опасным. Но спорить с Умником не собирался и просто изображал интерес. Правда, не упуская возможности незаметно постебаться над убеждениями брата и сестры.

– Свобода является основой многих учений. Даже всех.

– Казуистика, – убежденно заметил Серж. – Извращенная казуистика. Попытка спекулировать термином. Любая идеология – уже несовместима со свободой.

– Идеология – это принуждение. – бросила Лили, резкими движениями чертя угольком по холсту. – Принуждение – не имеет ничего общего со свободой.

Я покосился на ее набросок и сначала ничего не понял, но уже через несколько мгновений, присмотревшись, едва не вздрогнул, внезапно различив проявившийся из хаотической мешанины штрихов и линий величественный, сказочный замок, окруженный бушующими волнами. Мне даже показалось, что рисунок живой, настолько реально он смотрелся. Но стоило едва сместить взгляд, как композиция опять превратилась в хаос.