Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слуш-шюсь!
— Выполняй, — уже через плечо бросил страблаг, покидая шканцы.
Когда он спустился на нижнюю палубу и до причал-трапа оставалось полсотни шагов, навстречу попался все тот же вахтенный.
— Ну, как там? — спросил звездоносец.
— Порядок, можно ехать.
— Молодцом. Зайди-ка в реакторное. Попечитель только что за тобой посылал.
— Что-нибудь стряслось?!
— Это уж тебе знать.
— Опять нажевались, сволочи… — прошептал, бледнея, вахтенный, повернулся и бегом припустил по палубе.
Придерживая кобуру, страблаг быстро зашагал к катеру. Двое конвойных у трапа встали во фрунт, распорядитель попытался доложить по форме, но звездоносец прервал его небрежным жестом.
— Я тороплюсь, — снизошел он до реплики и спустился в кокпит, где на мягком ковровом сиденье, угрюмо нахохлившись, сидел трупроц ЕМ 717–694.
— Швартовы! — скомандовал страблаг, нажимая рукоять стартера.
Мотор взревел, прокашлялся и дробно застучал на холостых оборотах. Однако швартовочные клешни, вцепившиеся в катерные рымы, не спешили разжиматься.
— Эй, вы там, заснули?! — раздраженно прикрикнул страблаг.
— Сию минуточку, — через борт свесился распорядитель. — Заело…
— Так отдавайте вручную! Живей, гнилая кр-ровь!
Наверху засуетились, тяжело топая и переругиваясь. Что-то лязгнуло. Звездоносец развалился в кресле, поглаживая левой рукой штурвал, а правую небрежно опустив на кобуру. Мотор работал вхолостую, корпус катера слегка подрагивал, словно бы от нетерпения. Наконец клешни со скрежетом раскрылись, и освобожденное суденышко закачалось на волнах.
— Счастливого пути! — подобострастно крикнули сверху.
Катер взвыл, круто поворачивая прочь от станции, и сразу вышел на редан, мерно вздымаясь, обрушиваясь с гребня волны и разбрасывая широкие веера брызг.
Трупроц сидел, не поднимая головы, положив скованные руки на колени. Поза его выражала тупое, безграничное терпение и полнейшее равнодушие к происходяшему. Страблаг же вел себя странно: то и дело оглядывался на неуклюжую махину станции, как будто та могла пуститься вдогонку. И только когда она превратилась в туманную точку на горизонте, он откинулся на спинку кресла и глубоко, с облегчением вздохнул.
— Ну вот, — произнес он. — Все нормально, дружище Тил.
Словно разбуженный этими словами, трупроц ЕМ 717–694 поднял глаза, оглядел пустую океанскую гладь кругом, затем уставился на звездоносца.
— Надеюсь, ты не забыл дорожку к Подземному Папе? — спросил тот.
Вместо ответа Тил поерзал на сиденье и вдруг, вскочив, обрушился на страблага. Однако удар наручниками не достиг цели, только голубая фуражка слетела за борт и пропала в пенной кильватерной струе. Потерявший управление катер накренился, описывая дугу и сотрясаясь от ударов волн. Тил бешено отбивался руками и ногами, однако звездоносец играючи скрутил его и повалил на сиденье, потом, не выпуская пленника, ухитрился дотянуться левой рукой до штурвала и повернуть катер носом к волне.
— Совсем одурел старина Тил, — сказал он. — На своих кидаешься…
Совершенно сбитый с толку каторжник озадаченно смотрел, как его конвоир достает из кармана ключ, отмыкает наручники и бросает их за борт. Затем страблаг привстал, взявшись одной рукой за окантовку ветрового стекла, а другой придерживая штурвал и выправляя курс.
— Ага, — пробормотал загадочный звездоносец. — Вот мы и приехали.
Впереди, на пустынной океанской глади, виднелся пенный бурунчик, из которого торчал металический шест с утолщением на конце. Вначале коротенький, неприметный, он вырастал по мере того, как приближался катер; вскоре Тил разглядел, что в центре утолщения поблескивает линза. Страблаг убавил ход и помахал в воздухе растопыренной пятерней. Из воды вынырнула увенчанная перископом башенка со множеством объективов и параболических антен, за ней показался серебристый граненый горб корпуса, с которого низверглись пеные водяные касакады. В борту этой странной махины приподнялась трапециевидная створка, и катер вплыл в образовавшийся проем. Затем створка опустилась, а диковинное соружение быстро ушло в океанскую пучину.
— Ну ладно, ладно, — Тил махнул рукой, словно отгонял докучливое насекомое. — Я верю, что ты и есть тот самый Арч Эхелала. Верю.
Он прошелся взад-вперед по каюте, крутнулся на пятке, смаху сел на койку.
— Дальше что? — спросил он, недобро сощурившись. — Какого рожна понадобилось от меня всей этой твоей компании? Только не говори, что они меня бескорыстно возлюбили всем сердцем, ладно?
— Успокойся, Тил. Никто не собирается пылить тебе на мозги. Все честно.
— Тогда выкладывай, зачем меня сюда притащили.
— Ты чем-то недоволен? — поинтересовался Арч. — Неужто на ферме жилось получше?
— Чего ты виляешь, а? — нахмурился Тил. — Отвечай прямо, иначе разговора не будет.
— Изволь. Ты понадобился потому, что был знаком с Даном Кумурро и знаешь, как проникнуть к Подземному Папе. Думаю, ты и сам об этом догадался.
— Угу, — Тил встал, подошел к сидевшему в кресле Арчу и, нагнувшись, в упор заглянул в его глаза. — И что я поимею за эти свои сведения? Меня тут будут на халяву поить-кормить и развлекать до скончания века? А может, влепят пулю в затылок для вящей простоты?
— Ну и загнул же ты, дружище, — Арч усмехнулся и покрутил головой. — Пойми наконец, это другой мир, другие люди. Они никогда и никого не убивают. Они тыщу таких, как ты, могут кормить по первой попечительской категории, и от них не убудет.
— Ага, ясно, — Тил взгромоздился на угол обеденного стола и закинул ногу на ногу. — Значитца, такое дело. Добрые небесные дяди будут меня, затыку дырявую, кормить от пуза. А я им за это расскажу про один маленький пустячок, про завалящую хреновинку, всего-то навсе, как мою родимую планету взять за глотку и в момент прибрать к рукам. Так ведь получается?
— Мимо, дружище, опять мимо, — улыбнулся Арч. — У них уйма своих расчудесных планет. Таких, что по сравнению с ними наша Тхэ — гнилая помойная яма…
— Так чего ж они к нам лезут? — перебил его Тил. — Чего вынюхивают? Зачем им дался Подземный Папа?
— Погоди-погоди, старина. Вспомни, как мы спорили насчет небесников, сидя в тоннеле. Ты же сам тогда объяснял, что…
— Помню, Эхелала, не волнуйся. Чего-чего, а на память пока не жалуюсь. Только тогда я небесников представлял себе иначе. Ну, скажем, слизни какие-нибудь, зеленые и с рожками. Дышат метаном, пьют керосин, гайками заедают. Чужие напрочь, мы им — никто, они для нас — жуть полосатая. Вот и летают, приглядываются из любопытства, особо ни во что не суются. Понимаешь, не мог я даже вообразить, что они такие же люди, как мы с тобой.