Непросто отказываться от привычек всей жизни, и, несмотря на мой внезапно возросший статус, мама все равно сбилась на тему моего старшего брата. За много лет я к этому привык. Если мотылек — ум моей матери — и задержался на секунду на бесплатной школе, в которой учился ее сорняк, то затем мигом перелетел и устроился в нектаре райского цветка с частным образованием — Николаса. Но в тот день произошло неслыханное. Мамин ум замахал крылышками и вернулся ко мне!

— Николас тоже читал статью в газете, у всех только и разговору, что о твоей секретной карьере, сынок! Я так рада, что ты переговорил с Билли Скривенсом, как я советовала. Один друг Николаса позвонил ему и спросил, не родственник ли он Джимми Конвею, представляешь? Мы все тобой так гордимся, мой золотой!

Ничего себе! Все эти годы я был младшим братом Николаса Конвея. «Вы, часом, не родня Николаса?» — часто спрашивали меня. Да! Да! Да! Наконец-то я сел ему на голову и пустил ветер! Папа тоже ненадолго взял слово; успех младшего сына его, кажется, приободрил на минутку, но он быстро вернулся в нормальное русло:

— Мама тебе сказала, что у Джорджа Хау опять был удар? По-моему, он долго не протянет.

— Отлично, папа, рад с тобой поговорить…

— А Артуру Ллойду придется лечь на операцию, тройное шунтирование… Не многие выживают…

То, что обман распространился и на мою семью, вызвало некоторые угрызения совести, но не настолько сильные, чтобы вынудить меня на признание. Очевидно, одних обманывать проще, чем других, и, подумав, я понял, что в конечном счете все дело в степени ненависти. Чем больше я кого-то ненавидел, тем легче было его обманывать, но в любом случае требовалась определенная порция ненависти.

Одним из первых, кому я соврал об этой поездке, был старший брат. Я его ненавидел конкретно, но, по-моему, это совершенно нормально: разве не для того существует преуспевающий брат? Так как родители его обожали, а я, соответственно, ненавидел, это позволяло обманывать и родителей. Фильм «Выбор Софи»[36]получился бы совсем куцым, если бы в нем говорилось о том, что в плен к фашистам попала наша семья:

— Госпожа Конвей, мы оставим в живых только одного вашего ребенка, и вам решать, кто будет жить.

— Хорошо. Тогда, пожалуйста, оставьте Николаса.

Конец фильма.

Николас застил свет моего детства, да и двадцать пять лет спустя продолжал метафорически пердеть мне в голову, обойдя меня по всем статьям. Его история жизни — сплошной успех, здоровье и счастье, если, конечно, вы случайно не читали его страничку на сайте «Однокашники», где перечислены провалы, банкротство и тюрьма. Николас так и не узнал, что его страничку написал за него я. Вообще сказать, из-за этого сайта мне удалось возненавидеть массу людей. О многих одноклассниках я уже забыл, а на сайте можно было обо всех все узнать и возненавидеть заново. «Джейми Керслэйк — администратор баз данных в программистской компании в Рединге. Женат на Денизе. Две дочки, 2 и 4 годика». Прямо скажу, наглое бахвальство, не стоит об этом повсюду распространяться. Многие одноклассники вызывали у меня в детстве чувство собственного ничтожества — даже мой воображаемый друг сдавал экзамены лучше меня! Вот бы существовал сайт «Воображаемые однокашники» — интересно посмотреть, кем он там стал. Наверное, тоже компьютерщиком. Сейчас все занимаются компьютерами.

Арабелла из «Санди таймс» фактически напросилась на обман: она вызывала у меня отвращение по очень многим параметрам. Преуспевающий журналист национальной газеты — это само по себе провокация. Хуже того, она, кажется, все это воспринимает как должное. Очевидно, получила образование в частной школе — опять-таки ее вина и основания для серьезной обиды, ведь это значит, что стоит ей произнести буквально пару фраз с этим своим аристократическим произношением, и ее враз назначат руководить всеми службами Би-би-си. Говорит «два капуччини», а не «два капуччино» и, в довершение всего, живет в Лондоне. Я понимал, что ненавижу практически все население Большого Лондона, миллионов десять, просто потому, что они по воле случая живут там, где пиво запредельно дорогое и все уверены, что жить надо именно там, в месте, которое они считают центром всей чертовой вселенной. В категорию врагов попадали даже бродяги, ночующие на лондонских тротуарах. «Ага, в Сифорде, значит, не бомжуешь? Мы для тебя рылом не вышли, да?»

Если бы я составлял диаграмму Венна[37]из своих обид, пришлось бы нарисовать круги ненависти вот для каких групп: люди важные сами по себе; люди, знакомые с важными людьми; люди шикарные; люди богатые; люди знаменитые; люди с личными номерными знаками на автомобилях; люди, которые говорят, что живут в Лондоне и Бирмингеме; люди с искусственным загаром; люди с натуральным загаром; люди с плавательными бассейнами; люди, работающие в поезде на ноутбуках; люди, у которых после имени стоит звание; люди, у которых перед именем стоит титул; люди в костюмах; люди в клубных пиджаках; люди, облеченные властью, будь то полицейский, инспектор дорожного движения или библиотекарь, которому сдаешь просроченную книгу. Вышибалы, епископы, банковские служащие, все подряд судьи и рефери в любом спорте, всякие там президенты и премьер-министры крупнейших мировых держав (кроме Бориса Ельцина, который все время под мухой, так что его прощаю). Если человек попадал в сферу, где мои обиды налагались одна на другую, я его ненавидел, соответственно, в два или три раза сильнее. Принц Эдуард, например, попадал в такое количество пересекающихся кругов, что для его случая понадобилась бы трехмерная диаграмма Венна, чтобы все вместить. Кто еще вызывал у меня возмущенное презрение? Те, кто ездит на такси, играет в гольф, носит клубный галстук, дает детям дурацкие имена, ставит инициал между именем и фамилией, якобы любит суши (то есть все, кто ест суши), состоит членом какого-нибудь клуба (особенно атлетического), ходит на дискотеки, носит темные очки в помещении, отращивает странные волосы на лице (тоненькие бакенбарды, крохотные эспаньолки и прочее), публикует свое мнение, деловые люди, которые снимаются в собственной рекламе, семьи, которые посылают рождественские открытки, где пишут, какой у них невероятно успешный год, а хуже всех те, кто пишет бестселлеры о своих тупых виллах на юге Европе.

Но в целом по отношению к остальному человечеству меня переполняли любовь и доброта. А, погодите-ка, забыл всех американцев, они ведь там у себя уверены, что у них самая важная страна в мире, потому что так оно и есть. И еще всех канадцев, потому что им не нравится, когда их принимают за американцев.

Но я никогда не хотел кого-то ненавидеть. Собственно говоря, я даже предпочел бы, чтобы многие ненавидели меня. И чудное свойство статьи в «Санди таймс» состояло в том, что я почти чувствовал, как, читая ее, оттаиваю и становлюсь щедрым ко всему миру. «Знаете Арабеллу из „Санди таймс“? Милая женщина, такой старательный журналист». «Нет, вы обязаны прочитать „Скорпионы в бассейне“. Там так метко описаны все смешные проблемы, когда имеешь виллу в Тоскане». Наконец-то я мог взглянуть всем в глаза как равный, заслужив уважение и восхищение окружающих. Я Джимми Конвей — знаменитый юморист.