– Какого рода неприятности, вам неизвестно?

– Мишель, видите ли, разочаровал Гийома. – Тибо взял со стола перепачканное гусиное перо и принялся монотонно постукивать им о столешницу. – Слишком легкомысленный молодой человек, слишком поверхностный. Гийом возлагал большие надежды на сына, отсылая его в университет, однако мальчик вернулся, скажем так, не осиянный славой. Это подкосило моего друга. Но он любил Мишеля.

– Настолько, что почти лишил его наследства?

– Настолько, что не решился лишить наследства, – холодно уточнил де Тибо. – Видите ли, сударь, все произошло так. Однажды мне принесли записку от Гийома, который просил меня срочно приехать в Мьель-де-Брюйер. Конечно же, я отправился сразу. Гийом ждал меня в библиотеке, а кроме него – наш общий друг Симон де Сорель и незнакомый мне человек, оказавшийся нотариусом. Гийом попросил нас с Симоном прочесть и засвидетельствовать новое завещание. И когда я прочел его, то, понимаете, был удивлен.

– Представляю. Вы спросили господина де Греара, почему он составил такой странный документ?

– Конечно, и Симон спросил, но мы ничего от него не добились. Он лишь твердил, что это единственный выход, а вы – единственный человек, который может во всем разобраться. «Как же он будет разбираться! – воскликнул я, будучи раздосадован. – Ведь виконт де Моро никогда не общался с вашей семьей, вы сами говорили, мой друг!» Тогда Гийом усмехнулся. «Этот виконт де Моро – человек очень ловкий, парижские газеты раньше часто писали о нем. Один мой друг сейчас в Крыму, на войне, и он знает полковника де Дюкетта, а тот отзывается о Моро самым благоприятным образом. Этот человек непрост, но заставить его что-то делать невозможно, только если он пожелает сам. Я предложу ему то, что он любит, и виконт не устоит». И дальше Гийом отказался говорить на эту тему. Он был убежден, что вы приедете и, как он выразился, «поможете его детям». Гийом оказался прав. Так что же он предложил вам?

Сезар негромко засмеялся.

– Он поймал меня, как мальчишка с причала ловит рыбу. Господин де Греар догадался, что я люблю тайны, а столь странное завещание было тайной. Он знал обо мне главное, но не сказал этого своим детям, и я не понимаю отчего. Но выясню обязательно.

– Сударь, – обратилась к господину де Тибо графиня де Бриан, – что еще вы можете сказать о том, что происходит или происходило в Мьель-де-Брюйере? У вас есть какие-либо предположения?

– Я гадал так и этак, но никак не мог понять, с чего бы Гийому действовать подобным образом. Мальчишка дебоширил, это я знаю; была неприятная история здесь, в Марселе, – то ли он пытался соблазнить чью-то дочку, а та оказалась не промах, то ли соблазнил, но дело в итоге замяли. Поговаривают, Мишель де Греар водится с сомнительными личностями, а вечера они проводят в сомнительных местах. Не знаю, правда ли это, так как сам по подобным заведениям не хожу. Однако Гийом был обеспокоен…

– От чего он умер? – спросил виконт.

– Если вам нужно знать точный диагноз, спросите его врача. Доктор Лебрюн, живет здесь неподалеку. В последние дни Гийом был совсем плох, а к концу уже не узнавал собственных детей.

– Но когда он составлял завещание, то находился в здравом уме? Понимал, что делает?

– О да, полностью. У него был план, но в чем он заключался, мне неизвестно.

– Почему же господин де Греар не поделился с вами? Вы ведь его друг.

– Гордость, – тяжело вздохнул господин де Тибо. – Гийом был чрезвычайно горд и не хотел делиться своими бедами даже с близкими друзьями. Я говорил ему, что зря он так поступает, ведь друзья способны помочь, однако он лишь отмахивался. Если Мишель совершил нечто ужасное или опозорил Гийома, тот никогда не сказал бы этого ни мне, ни Сорелю. Он скрыл бы все, решил бы проблему сам, лишь бы никто не узнал, лишь бы честь семьи осталась незапятнанной. Для него она слишком много значила.

– Да, – произнес виконт, – иногда даже чести бывает лишковато.

После визита к любезному господину де Тибо Сезар и Ивейн направились к господину де Сорелю, который также оказался дома, однако ничего нового не сообщил. Рассказчиком он был плохим, а потому от него добились даже меньше, чем от предыдущего друга покойного де Греара. Следующим в списке значился нотариус, мэтр Морис Баго, и его также удалось застать дома. Однако, вопреки предположениям Сезара, он тоже не привнес новых деталей.

– Господин де Греар прислал слугу с запиской, в которой содержалась просьба о заверке документа. Я удивился, так как мне известно, что делами семьи де Греар занимается мэтр Шампель. Но отказываться не стал, оплата предлагалась щедрая. Я приехал в Мьель-де-Брюйер, где ознакомился с завещанием, внес незначительные поправки, а затем, когда документ был подписан господином де Греаром и господами свидетелями, придал ему законный статус.

– Но ведь завещание выглядело странно. Вы не спросили, почему господин де Греар поставил своим наследникам такие условия?

Нотариус пожал плечами.

– Не более странное, чем половина из тех, что мне приносят! Один фермер недавно завещал своему сыну половину племенного хряка, а жене – вторую половину. Как они поделят наследство, его не интересовало. Люди получают удовольствие, придумывая странные бумаги и представляя себе, как наследники потом будут искать выход из положения. Ваш случай не такая уж серьезная проблема. Вот хряк…

Сезар поблагодарил мэтра и поспешно увел Ивейн, которая непочтительно фыркала в кулачок.

Когда уселись в коляску, графиня де Бриан все еще смеялась.

– Хряк, подумать только! Надо будет рассказать в салоне мадам де Жерве.

– Если мы когда-либо вернемся в Париж, – хмуро ответил Сезар. – Судя по всему, дело затягивается. Прежде чем отправляться обратно в цитадель спокойствия, она же Мьель-де-Брюйер, я хотел бы навестить врача.

Адрес мэтра Лебрюна, который лечил господина де Греара, дал виконту господин де Тибо. Возница, явно предвкушающий отличный заработок сегодня (ведь еще придется везти знатных господ обратно, за город), бойко покрикивал на лошадей, и через десять минут коляска остановилась у дверей приземистого дома. Над дверьми красовалась вывеска, извещавшая всех желающих, что здесь имеет честь проживать практикующий врач, часы приема такие-то. Хлопнула дверь, из дома вышел согбенный старик и, опираясь на узловатую палку, медленно побрел прочь.

– Доктор, судя по всему, принимает, – сказал виконт, помогая Ивейн спуститься на землю.

Им пришлось подождать, пока уйдут последние пациенты, и лишь затем медицинская сестра в опрятном сером платье, белоснежном переднике и чепце проводила посетителей к мэтру Лебрюну. Тот мыл руки, шумно плескалась вода в тазу, еще одна медсестра, такая же опрятная, вытирала инструменты и раскладывала их на отрезе льна. Сезар еле заметно поморщился: последнее свое ранение он получил за полгода до окончания войны и несколько дней пролежал в госпитале; воспоминания были еще свежи. Только сестры там работали замученные и совсем не такие чистые. Им приходилось справляться со сложными ранениями, утешать умирающих и выживать самим при непрекращающейся эпидемии тифа.