– Куда ты хочешь, чтобы я приехала.

– Да прямо сюда, на наш маленький семейный праздник, – хохотнул он. – У нас все готово для встречи с тобой, дорогуша.

– Скажи адрес, я не помню.

– О, да, – раздался издевательский смешок, – с памятью у тебя действительно слабовато. Эй, ты… – Раздался звук пощечины, и я так вцепилась в трубку, что побелели костяшки, представляя, что это тонкая шея Эдуарда. – Продиктуй адрес.

– Ало, – через слезы прошептала женщина, – мы живем…

Когда я записывала адрес на клочке бумаги, найденной тут же, на журнальном столике, рука моя тряслась, а будто одеревеневшие пальцы едва держали карандаш.

Потом раздались короткие гудки, и день оскалился в окно ярким солнцем, неожиданно ставшим черным. Я без сил рухнула на диван и схватилась за голову. Дура! Дура! Хотела как лучше, а в результате Сэма и его семью все равно пытаются прикончить! В горле стоял горький комок, а непролитые слезы жгли глаза.

Надо было срочно позвонить Александру. Он красивый, умный, сильный и обязательно что-нибудь придумает. Он натравит своих людей на Эдика. Александр обязательно спасет Сомерсета!

Я стала лихорадочно метаться по звучным полупустым комнатам, пытаясь отыскать визитку или записную книжку хозяина, но тщетно. Распотрошив полки и полочки, я залезла и в письменный стол. Ничего похожего на крохотный прямоугольник бумаги с телефонным номером. Черт возьми, это же всего семь цифр. Семь цифр, отделявших меня от человека!

Неожиданно на меня накатила волна злобы. Я металась по перевернутому вверх дном кабинету и нервно кусала губы. Что же делать? Что делать?!

Пистолет лежал поверх бумаг в верхнем ящике стола, тяжелый и холодный. Отчего-то он привычно лег в ладонь, и я по-свойски взвесила его. Руки сами с легкостью нажали на пружинку, проверяя патроны в магазине. Их было ровно два. Как раз пристрелить Эдика – сначала в грудь, а потом в голову для верности. Кажется, так делают наемные убийцы в детективах?

Я натянула куртку и, вытащив из кармана Алекса пару смятых купюр, вышла из квартиры, подарившей мне несколько часов спокойствия и комфорта.

Мороз крепчал и хватал за нос, румянил щеки. Солнышко ослепительно горело и играло мелкими звездочками на сугробах. Новый год кричал о себе во всю глотку из украшенных витрин и светился в особенных загадочных взглядах прохожих. Дворик перед девятиэтажкой, где жил Сэм, вычищал от снега маленький дворник с большой лопатой, своим черенком достававший ему почти до макушки.

Бордовый внедорожник Эдика, в отличие от других машин, стоял чистенький, а не занесенный снегом, валившим вчерашним вечером. Он представлялся мне самым противоестественным предметом в окружающей обстановке, вытолкнутым из параллельного мира в прогал между «шестеркой», похожей на огромный сугроб, и переполненным мусорным баком.

Войти в подъезд я не решалась, а потому стояла у автомобиля, переминаясь от холода с ноги на ногу. Очки совсем заледенели, я беспрестанно грела стеклышки и смотрела на окна Сэма с наглухо задернутыми занавесками. Потом развернулась и со всего маху острым каблуком врезала по двери эдиковой машины, с мрачным удовольствием рассмотрев оставшуюся вмятину. Сигнализация заорала как умалишенная, на все известные мерзкие и визгливые тона, так что жители дома, не успевшие разъехаться на работу, высунулись в окна, а дворник отбросил от себя лопату, будто это она производила на свет вой, как перед бомбежкой.

Эдик выглянул нехотя, даже лениво. Усмотрев меня, пританцовывавшую от холода, он довольно кивнул, жестами предложил подняться наверх. Я отрицательно покачала головой, указав ему пальцем на двор. Мол, выходи, добрый молодец, сюда, тут и потолкуем. Мужчина понятливо кивнул и скрылся за занавеской, а вскоре появился уже не один. Он держал за шкирку Сэма, на шее которого действительно болталась петля с весьма внушительными узлами. Собственно, такие на висельников надевали перед казнью. В глазах у меня потемнело от страха. Мертвенно-белый мальчишка посмотрел с немой мольбой и едва покачал головой, запрещая входить в подъезд. Эдик, заметив его жест, неожиданно дернул за веревку, петля чуть сузилась, а Сэм схватился за горло и рухнул, ударившись подбородком о подоконник. Чтобы не упасть самой, я облокотилась на капот примолкнувшего внедорожника. Эдуард поманил меня пальцем, как зовут маленьких детей.

Лифт не работал. От первого до девятого этажа я насчитала ровно сто восемьдесят семь ступенек. Плохая примета – решила я и испугалась окончательно. Дверь была не заперта, даже чуть приоткрыта – кто-то вывернул из гнезда замок, и на его месте осталась сквозная дырка. Я вошла в маленькую захламленную прихожую, вытащив пистолет. Для чего, пока не понимала, но сноровисто, вытянула его перед собой, надеясь, что представляю вполне угрожающую фигуру. Только предательские руки чуть тряслись от тяжести оружия.

– Маша? – услыхала я веселый голос Эдика. – Не стой на пороге, проходи.

– Сначала выпусти людей! – крикнула я.

– Ты имеешь в виду семейку упырей? – Хохотнул он и резко открыл дверь в спальню. Я отскочила на шаг и, споткнувшись, как в прошлый раз увязла в кроличьем полушубке.

– Что это у тебя, дорогуша? – изумился бывший приятель, расплываясь в радостной улыбке. – Пистолет что ли?

– Не скалься, Эдик! – рявкнула я, едва удерживая равновесие. – Я девушка нервная, смотри и пальну!

– Ты девушка глупая, – искренне развел он руками, – сними с предохранителя, если стрелять хочешь.

Где у смертоносного агрегата предохранитель я понятия не имела, но только свела у переносицы брови и повыше подняла ноющие руки. Потом пальчик как-то легко нашел пружинку, открывшуюся с громким щелчком, от которого мы с Эдиком оба вздрогнули.

– Так лучше?

– Так правдивее. – Кивнул парень и уже нервно облизнулся, видать, проклиная себя за добрый совет.

Через приоткрытую дверь за его спиной мне был виден крохотный кусочек разгромленной комнаты, где на полу лежала женщина с петлей на шее.

– Выпусти их! – приказала я. – Пусть они уйдут, и мы начнем говорить.

– Однажды ты меня так обманула, дорогуша, – ухмыльнулся он. – Сначала цвет, а потом камни. Камней у меня все еще нет, как видишь. Мы начнем разговор прямо сейчас, эти, – он чуть дернул головой, – будут с арканами.

– Или я в тебя выстрелю, – призналась я, – или ты отпустишь людей, дорогуша!

– Это замкнутый круг, – осклабился он, пристально посмотрев мне в глаза, и взмахнул рукой. – Что же нам делать?

Я тут же почувствовала, как оружие раскаляется, обжигая кожу. От боли стиснула зубы, и со злостью нажала на спусковой крючок, изумив даже саму себя и уж тем более Эдика. Громыхнул оглушающий, пахнущий порохом выстрел. Пистолет выпал из отбитых пальцев, меня отбросило назад, обратно к вешалке и шубе, а события стали разворачиваться с поразительной быстротой.

Пуля вспорола обои, оставив черный след и не задев Эдика, но тот вдруг впечатался в стену и словно бы прилип к ней, закатив глаза в обмороке. На пороге как черт из табакерки, материализовался Александр, белый от бешенства. Я бросилась в спальню, где едва сама не лишилась чувств от вида четырех скрюченных на полу тел, сильно похожих на покойников. В пять секунд я стянула с них веревки, и люди с белыми неживыми лицами и впалыми черными глазами стали приходить в себя. Александр что-то орал мне в ухо, видимо, нечто очень обидное и тянул на выход. Я кричала в ответ, что без Сэма и его семьи с места не сдвинусь, а те катались по полу, задыхаясь и кашляя, словно их, тонувших и наглотавшихся воды, вытащили из морской пучины на берег. В результате, Алекс поразил не только меня, но и, похоже, себя. Он подхватил мамочку Сэма на руки, пнул под ребра отца и старшего брата, заставляя подняться. Я помогла встать трясущемуся мальчишке, и мы вместе очень скоро отбыли с проклятого двора.