И почему в своих удалых набегах, когда он со своим казацким войском бил регулярные войска, так часто он допускал кровопролитие простого народа, не принимавшего участия в боевых действиях? Зачем он и его сподвижники проливали столько невинной крови? Ведь он никогда не был жестоким человеком – что же с ним случилось?

В горницу тихо вошла Устинья и присела рядом с ним на лавку, прижавшись головой к его крепкому плечу. Она отказалась уезжать вместе со всеми, как ни уговаривал ее Пугачев.

– Ив радости, и в беде вместе будем, Емельянушка, – только и сказала ему на все уговоры Устинья. И он понял, понял не умом, а сердцем, что это – любовь.

Пугачев ждал.

Сумерки сгущались. В углу из ниоткуда бесшумно появилась тень и выпрямилась во весь рост. Пугачева и Устинью словно пронзило смертельным холодом.

– Ты решил, что смеешь играть со мной? – прошелестел ненавистный голос. Владыка приблизился к Пугачеву и продолжил: – Это я внушил тебе мысль о царстве на российском престоле, ты нужен мне, чтобы внести смуту и хаос в российское государство. А кровь невинных жертв нужна мне, чтобы жить, – словно отвечая на недавние мысли Пугачева, добавил он.

Владыка подошел еще ближе и повел рукой в сторону Устиньи, которая пыталась заслонить собой любимого, – казачка со стоном упала в обморок. Пугачев бросился к ней, но Владыка одним движением высохшей руки словно пригвоздил его к полу.

– Теперь ты снова поведешь свои войска, ты будешь лить невинную кровь во сто крат больше, чем раньше, я приказываю тебе! Повторяй за мной: «Повинуюсь, Владыка!»

У Пугачева волосы стали дыбом, он старался противостоять этой чудовищной силе.

– Ну! Повторяй! – И Владыка положил свою ледяную руку ему на грудь.

– Повинуюсь… – прохрипел Пугачев.

Когда Устинья очнулась, Пугачев сидел рядом, прислонившись к горячей печке. Он был белее мела, а когда она дотронулась до его щеки – она была холодной как лед. Устинья прижала голову Пугачева к своей груди и стала укачивать его, как ребенка.

До Петербурга Ольга, Владимир, Гавриил и Малыш добрались без приключений. Во дворце Заозерских их радостно встретили слуги. Пока уставших с дороги путников устраивали по комнатам и готовили ужин, дворецкий принес Ольге приглашение от императрицы – прибыть во дворец для беседы.

– Спасибо, Степан Петрович. Я поеду завтра, только немного отдохну.

Старый дворецкий не стал рассказывать Ольге о странных звуках, иногда по ночам раздававшихся в доме, он решил не волновать хозяйку, но на всякий случай положил в ее спальне на прикроватный столик пару пистолетов и кинжал.

Все слуги видели, как похудела и осунулась Ольга, что под глазами у нее залегли тени. Только то, что Ольга была весела и счастлива, утешало преданных слуг, искренне любящих свою хозяйку. А то, что вместе с нею прибыл незнакомый им человек, благородной наружности, и Ольга нежно о нем заботилась, радовало их больше всего. «Вот наконец нашелся по сердцу нашей княгинюшке жених», – думали они.

Вечером, после отдыха, Ольга, Владимир и Гавриил собрались в гостиной у камина, они хотели обсудить план их дальнейших действий. Владимир не мог рассказать всего Державину. Несмотря на то что за это время Гавриил стал и для Владимира близким человеком, он не имел права открывать тайну Волшебного Янтаря. Державин понимал, что Владимир не до конца с ним откровенен, и это недоверие его обижало. Ольга постаралась перевести разговор в общее русло и заговорила о приглашении императрицы.

– Я собираюсь завтра отправиться во дворец, думаю, государыня не стала бы меня звать к себе из-за пустяков. Не знаю только, зачем я ей понадобилась.

– Думаю, императрица хочет сообщить вам нечто важное, – сказал Владимир. Он помнил, что в письме князя Андрея, которое ему удалось вложить в почту государыни во время бал-маскарада, была просьба, касающаяся Ольги и тайны ее рождения.

– Почему вы так думаете? – спросил Державин.

– У меня есть на то основания, – ответил Владимир, не вдаваясь в объяснения.

– Ну что ж. Желаю вам спокойной ночи. – Державин поднялся, поклонился и отправился в отведенную ему комнату.

– Мне жаль огорчать этого славного человека, – проговорил Владимир. – Я уверен, что его ждет великое будущее, его таланты бесспорны, и он щедро наделен ими, а благородная душа и отзывчивое сердце помогут ему направить силу своего дарования на благо России. Но, к сожалению, сейчас я не могу ничего ему объяснить.

Ольга сидела рядом с Владимиром и молча смотрела ему в глаза.

– Ольга, любимая, возможно, завтра императрица откроет вам нечто такое, что заставит вас по-другому посмотреть на свою жизнь, жизнь ваших близких и на нашу встречу. Поэтому я предпочел бы отложить наш разговор до того момента, когда вы вернетесь из дворца.

Хотя мое сердце говорит совсем иное, я принужден сдерживать себя, свои порывы, свои чувства. Всё мое существо трепещет уже при одном взгляде на вас…

Ольга молча потянулась губами к его губам. Владимира бросило в жар, он не мог больше сопротивляться своим желаниям.

Они слились в страстном, пьянящем поцелуе, у Владимира закружилась голова, он застонал от страсти, зажегшей огнем всё его тело. Не отрываясь от ее сладких губ, он склонился над ней, словно вбирая вместе с поцелуем в себя всю ее.

– Никогда больше не покину тебя… никогда… – прошептал он ей, на мгновение оторвавшись от ее рта и заглянув в глаза.

Сапфировые глаза Ольги от любви сияли ослепительным светом, она опять потянулась к его губам.

Владимир подхватил ее на руки и понес в спальню.

Он положил ее на постель осторожно, как самую большую драгоценность. Ее прекрасные русые волосы разметались по шелковой подушке, глаза блестели, полуоткрытые, влажные губы просили поцелуев. В свете свечи она казалась нереальной, сказочной нимфой, только порозовевшая кожа и тепло рук напоминали о том, что это земное существо.

– Ольга, я люблю тебя…

Владимир пытался найти слова, способные выразить его чувства к Ольге, переполняющие его сердце, – и не мог. Все они казались ему слишком простыми, обыденными и недостаточно выразительными.

Казалось, она поняла его состояние, нежно улыбнулась и погладила его ладошкой по щеке. От этой нежной ласки кровь его закипела еще сильнее, и он снова приник к ее губам, постепенно переходя всё ниже, спускаясь по нежной шее к затрепетавшей груди. Ее платье сползло с плеч, грудь оголилась, и, когда руки Владимира стали ласкать два нежных полукружья, из уст Ольги вырвался стон наслаждения. Владимир прильнул губами к ее соскам, поочередно приникая к каждому в жадном поцелуе.

Он расстегнул ее платье, и, словно Афродита из морской пены, обнаженная Ольга появилась из пены кружев и шелка.

Владимир продолжал ласкать ее всё жарче, его губы целовали каждый сантиметр ее тела, по ее коже пробегала дрожь возбуждения, Ольга стонала от наслаждения, она отдавала себя своему возлюбленному всю безоглядно.