Она и сама похорошела. Каждую неделю делала прическу, снова начала красить ногти. Подружилась в клубе игроков в бридж, куда недавно записалась, со славным мужчиной по имени Берт.

То, что жизнь продолжалась, было правдой и казалось неверностью со стороны мамы и Айлы. Оставались пустоты и провалы, утраченные привычки и обыкновения, несбывшиеся объятия, истории, звуки и мгновения, от которых сложно оправиться, но у Айлы были еще и уроки, экзамены, танцы, друзья. В семнадцать она начала подрабатывать в магазине канцелярских принадлежностей, которым владел отец Джеймса, хотя тогда она не знала, что главным в нем было то, что он — отец Джеймса.

Она продавала ручки, блокноты, скрепки, папки и разные школьные принадлежности, вроде ранцев с героями мультяшек для малышей. Ей стало нравиться прикасаться к бумаге, к пластиковым папкам, к блокнотам. Она продолжала там подрабатывать, когда поступила в университет, во время невнятной учебы, готовясь к невнятной карьере. В будущем, сказала ей мама, а уж мама точно знала, ей придется рассчитывать только на себя, к этому нужно готовиться. Отвечать за себя.

Айла это понимала. Она ждала, ей казалось, что что-нибудь появится в аудитории, во время неожиданного собеседования, что-нибудь увлекательное и интересное, чем можно заняться. Мир, в котором жил ее отец, истории, которые он рассказывал, ей были интересны слова, все, что связано со словами, но она вполне могла подождать, что из этого выйдет. Но еще она понимала, что, как и говорила мама, нельзя терять время, и ей хотелось поскорее начать свою настоящую, свободную жизнь.

— Мы с папой, наверное, в чем-то поступали бы иначе, если бы знали, как немного времени нам отпущено, — сказала Мэдилейн. Она упомянула о более далеких, более интересных путешествиях, о большем внимании к повседневным мелочам. — Цени то, что есть, — посоветовала она, и Айла подумала, что, в общем, так и делает.

Айла работала в магазине по субботам. И как-то в субботу и навсегда появился Джеймс.

Он учился в университете на другом побережье, изучал бизнес. Он вернулся домой нахальным и нахватанным выпускником. Он был худым и носил на работу костюмы, плотно облегавшие его тело. Айла никогда раньше не замечала привлекательности и красоты в костюмах, но теперь заметила. Он был старше ее на пять лет и двигался в своих костюмах по магазину, как медленный, опасный поток. Когда он пригласил ее на свидание, это даже не было просьбой. Он сказал:

— Я хотел бы поужинать с тобой в пятницу.

Они пошли в ресторан с белыми льняными скатертями, услужливыми официантами и уютными столиками, на которых горели свечи в стеклянных светильниках: серьезный ресторан, подумала она. Он говорил о том, какие у него планы относительно отцовского бизнеса, и высказывал он их не как надежды или намерения, а именно как планы. Такая уверенность ее потрясла, и когда он спросил:

— А ты чем собираешься заниматься? — она смутилась от неопределенности своих планов.

Она пожала плечами, ощутив тонкую, почти прозрачную ткань нового платья. Платье ей купила Мэдилейн, у которой была скидка в магазине, где она работала. В основном там продавали дорогую одежду для женщин среднего возраста, но иногда попадались симпатичные вещи для молодых, вроде этого платья, бледно-голубого, без пояса, с мелкими желтоватыми цветочками.

— Пока не знаю. Мне, в общем, нравятся слова, и то, как их можно использовать.

Ни он, ни она, скорее всего, не понимали, что она хотела сказать, хотя правда в этом была. Возможно, ни его, ни ее это особенно и не интересовало.

Известно, что власть возбуждает. Даже скромная власть Джеймса в бизнесе была велика для девушки, для молодой женщины, которая всего лишь работала в магазине. И потом у него был подбородок, который можно было гладить, как кошачий, густые темные волосы, глубокие глаза и длинные, длинные бедра. Она изумлялась тому, какой он разный, как ни в чем не знает меры. Его внимание к ней не ограничивалось серьезным, напряженным интересом, но охватывало и его бледный рельефный торс, и эти длинные бедра, его всего. И она нравилась ему, это так сказывалось в явном наслаждении, с которым он прикасался и тянулся к ней, гладил ее.

— Ты красивая, — говорил он ей, и казалось, что, когда он на нее смотрит, она на самом деле красивая, не просто хорошенькая, не всего лишь привлекательная. Она считала эту похвалу, это сильное желание чем-то совершенно иным, нежели то, что случалось с ней до сих пор, чем-то несокрушимо взрослым. Когда он прикасался к ней, это было так по-настоящему.

Жизнь коротка. Любовь бесценна.

Пока Айла продолжала свой медленный путь к диплому и какому-нибудь будущему, Джеймс следовал своим, довольно быстрым путем. Он скорее сразу, чем постепенно, оттеснил отца от дел бизнеса. Мир офисов стремительно менялся. Джеймс это понимал и доказывал, что отец не понимает, не может понять, что только молодые могут идти в ногу с переменами. Этот захват власти в компании не показался ему жестоким, не показался он особенно жестоким и Айле, так было нужно, так сказал Джеймс. Она была на его стороне и по убеждению, и тогда еще по любви.

Отцу Джеймса это, конечно же, показалось жестоким, и он отказался принимать Джеймса у себя дома, матери, возможно, тоже, она переживала, желая счастья и мужу, и сыну и, не исключено, волнуясь за свою безопасность в материальном отношении. Некоторые из прежних партнеров и друзей, старый поставщик и банкир, обидевшись за отца Джеймса, чинили всякие препятствия, но Джеймс сказал:

— Пройдет. Просто пока буду осторожнее.

И еще он сказал:

— Старик смирится, он увидит, что я был прав, — казалось, его не волнует, что родители не хотят его видеть. Он был прав, они смирились. Или не смирились, но хотя бы пережили. На свадьбе Айлы и Джеймса друг Мэдилейн, Берг, радостно вел ее к алтарю, и родители Джеймса тоже были. Его мать плакала, как и Мэдилейн. Это для матерей в порядке вещей. На приеме отец Джеймса пожал сыну руку и положил руку на плечо Айлы:

— Счастья вам, молодые, — сказал он.

Она была молода. Она была невероятно счастлива выйти замуж за Джеймса.

А когда появился Джейми, она чуть с ума не сошла. Эта кожа! Эти крохотные, округленные, работающие губки! Эти шелковистые, мягкие, темные волосы! Семья снова собралась, объединенная магией Джейми.

— Чем ты займешься, когда он подрастет? — спросила Мэдилейн, для которой Айла всегда была важнее, чем семья Айлы.

Айла пожала плечами.

— Может, рекламой, — сказала она, чтобы хоть что-нибудь сказать, но чувствовала она себя все еще слишком молодой и ни к чему не готовой. Правда, она смотрела телевизор и читала журналы, обращая больше внимания на рекламу, чем на программы и статьи. Ей была интересна структура, дизайн, способы привлечь клиента; как можно рассмешить, растрогать аудиторию, обратиться к ней просто и по-деловому. Ей казалось, что она продолжает как-то бессистемно учиться, готовиться к какому-то будущему за пределами собственного дома.