Полина остановилась, крутанулась на месте, чтобы увидеть сразу всё, со всех сторон, впитать, вдохнуть восхищённо.

Ваня вполне мог подумать, что она ненормальная, или маленькая – ведёт себя как ребёнок. Да ну и что?

Но нет, кажется он не осуждал, улыбался глазами, уголками рта.

– Ты всю жизнь здесь живёшь? – спросила у него Полина.

– Я – да, – подтвердил Ваня. – А родители тоже приезжие. – И уже сам спросил: – Тебе тут нравится?

– Очень! – Полина взмахнула руками, словно попыталась обхватить пространство, придвинуть поближе к себе и больше не отпускать, унести с собой. – Я бы хотела здесь остаться. Навсегда.

– Так оставайся.

Наверное, опять послышалось – или придумалось – несколько потаённых смыслов в одной короткой фразе. На самом деле Ваня хочет сказать гораздо больше, просто не решается, не чувствует уверенности, побаивается, пока. Или он надеется, что Полина сама о них догадается, договорит мысленно.

А ведь она и правда догадывается. Или же – потихоньку сходит с ума, падает-падает-падает в пропасть наивных фантазий, замороченная таинственным городом и зимней сказкой, медленно, но неминуемо. Как снег.

Он действительно пошёл. Словно одеяло из туч внезапно разошлось по шву, и из него посыпался пух, густой, мягкий и крупный. И от этого стало ещё тише и даже как-то торжественней. Или волшебней.

Одна снежинка попала Полине прямо на губы, на мгновенье кольнула холодом и тут же растаяла, напитав влагой. Полина запрокинула голову, капюшон съехал – ну и что? Совсем и не холодно. И теперь уже целая компания снежинок, сбившихся в маленький пушистый комок, плавно спланировав, прилегла на её щёку.

Ещё одно холодное прикосновение, очень даже приятное, и тут же следующее – жаркое, горящее.

Ванины пальцы тоже дотронулись до Полининой щеки, стёрли крошечную каплю воды, оставшуюся после растаявших снежинок, скользнули к волосам. И почти сразу сам Ваня склонился к Полининому лицу.

Она едва ни отшатнулась. И вовсе не от страха, не от негодования, не от отвращения. Всего лишь лёгкое касание, а чувство – словно с ног до головы окатили кипятком, словно ударила молния и попала точно-точно в Полину. Возможно, она даже вздрогнула, или Ваня ещё каким-то невероятным образом уловил её стремление и, не дав отодвинуться ни на миллиметр, обхватил свободной рукой.

Но она уже и не думала отстраняться, и губы сами разомкнулись, и опять сжались, жадно сдавив Ванину. А потом остались только ощущения, жар, разливающийся по телу, плавящий сознание, и ничего больше – ни снега, ни города, ни земли под ногами.

26

Голова кругом, особое тепло, зародившееся внутри тела, поднимающееся волнами, растекающееся маревом. Словно она влюблена. А ведь – нет. На самом деле – нет!

Это только физиология, чувственный трепет, порождённый древними инстинктами, игра гормонов. И с любым другим было бы так же. Хотя, вряд ли с любым. Если человек противен, если вообще не вызывает никаких чувств, если…

Плечи дрогнули, и вырвался судорожный вздох, почему-то очень похожий на всхлип. Но ведь плакать она не собиралась, совсем-совсем не собиралась.

– Полин, ты чего? – Ваня сжал её плечи, попытался отодвинуть немного, чтобы заглянуть в лицо. – Ты в порядке?

Она не стала противиться, но и лицо не показала, замотала головой. Не отрицая, не намекая на то, что сейчас не в себе. Просто, чтобы вытряхнуть странные мысли. Или, наоборот, чтобы расставить их по местам, развеять наваждение, которого не должно быть, разогнать туман смятения и непонимания.

Лучше не поднимать голову, чтобы, словно заворожённой, не приклеиться взглядом к Ваниным губам. Или лучше поднять, но посмотреть ему прямо в глаза, показать, что Полина ни капли не боится и не смущается. И вообще…

– Мне в общагу надо. Пора уже, – проговорила она достаточно твёрдо, а Ваня искренне удивился:

– Почему вдруг?

– Я… я замёрзла.

– Ну, пойдём – зайдём куда-нибудь. В кафе. Или…

Сейчас он добавит «ко мне домой», посчитав, что если она способна целоваться с ним до полубеспамятства, то теперь согласится на всё.

– Лучше я в общагу.

– Ну-у, хорошо, – кивнул Ваня.

Хотя вряд ли он в действительности считал, что так уж всё хорошо. Во взгляде недоумение и растерянность. Думает, что чем-то обидел, повёл себя неправильно, слишком поторопился. Но ведь им не по двенадцать лет. И сейчас спросит, непременно спросит напрямую: «Что не так?», а Полина не сможет ответить, по крайней мере, искренне. Потому что тогда получится примерно следующее:

«Не хотела я с тобой целоваться, и не знаю, зачем стала, и понять не могу, почему на меня это так подействовало. Не должно было. Не должно. Ведь я с тобой только из-за спора, и не хочу по-другому. Зачем мне оно? Сейчас для меня главное – учёба, будущее. А это вот всё – только отвлекает, занимает время. Но раз уж я поспорила, раз сказала, что сделаю, то непременно доведу до конца. Понимаешь? Только спор. И ничего большего».

Но Ваня не спросил. Зато проводил до самой общаги. А когда выходили из вагона метро, подал руку, ухватил Полинину ладонь и больше не отпускал, держал крепко. Хотя, помимо сжимавших её пальцы силы, Полина и не чувствовала больше ничего через плотную варежку. И ещё – она торопилась, не задумчиво неспешно брела, как на прогулке, а шагала устремлённо и размеренно, будто возвращалась с учёбы. Хотела без промедления взбежать на крыльцо, распахнуть дверь, исчезнуть за ней, но Ваня задержал. Полина развернулась к нему, сказать: «Я пойду. До свидания». Но не сказала – последнее слово смутило. И не только.

Опять Ваня наклонился, прикоснулся к губам, но на этот раз коротко. Словно проверял, позволит она или сразу шарахнется прочь. И, наверное, успокоился, раз Полина его не оттолкнула, произнёс:

– Ещё увидимся?

Полина кивнула, опустив глаза, не пытаясь пока разобраться в своих желаниях: действительно хотела бы она ещё раз встретиться или дело в том, что просто надо. Из-за спора, конечно. В любом же случае – ответ положительный, не касаемо причин. А Ваня… Ваня почему-то решил пояснить:

– Не в универе, а как сегодня.

Словно она могла подумать, что «увидимся» значило «случайно, на переменке между парами или после занятий».

– Только точно не скажу, когда, – чуть виновато добавил он. – Лучше потом… позвоню. Всё-таки.

– Угу.

– Пока.

– Пока.

Наконец-то Ваня выпустил её ладонь, и Полина сделала шаг назад. Потом развернулась, и всё-таки, как сразу и планировала, торопливо взбежала на крыльцо – всего три низкие ступеньки – распахнула дверь. Оглядываться она не стала.

Ну всяко же Ваня не стоял и не смотрел ей вслед. Вот и ей не на что смотреть. Не на его же удаляющуюся спину?