- И на что же пари изволите заключать? - не поверил прокурор.

- Да на что хотите. Можем поспорить на сто рублей, что завтра у вас на заднице вскочит прыщ.

- Чего?! - взревел прокурор. - А ну вон отсюда, мерзавец!

- Я, конечно, пойду, - заметил Донбасс, - но что скажут люди?

- А что они скажут?

- Нужно же дать какое-то разъяснение по поводу всего этого недоразумения.

- Хм. - Прокурор почесал затылок.

- А хотите так? - оживился Донбасс. - Если я проиграю, можете пришить мне какое-нибудь мелкое дельце и упечь для улучшения показателей в Мордовию на пару годиков. Но лучше, конечно, куда-нибудь на юг.

- Да ты вообще охренел?! С советской властью торговаться?!

- Я не торговаться пришел, - вкрадчиво заметил Донбасс, - а только и исключительно за социальной справедливостью.

- Ну так ты ее получишь! - решился вдруг прокурор. - Значит, с меня сотня, с тебя - срок!

И они заключили это поразительное пари. Так, по крайней мере, рассказывал Донбасс Голованову.

Вероятно, всю ночь прокурор вертелся в постели и щупал свою вельможную задницу, отчего там действительно мог и должен был вскочить прыщ. Хотя бы ради социальной справедливости. Но не вскочил.

На следующий день Донбасс явился в прокурорский кабинет с котомкой за плечами, там уже было все необходимое для пребывания в СИЗО.

- Ну готовься отдохнуть! - пообещал прокурор. - Местечко я тебе подыщу - мало не покажется! Но для начала отстегни мне сто рублей! Нету у меня никакого прыща!

- Верю, верю, - как в карточной игре, закивал Донбасс. - Но давайте все же соблюдем условности. Пожалуйте к окну, чтобы лучше было видно, и покажите филейную часть…

Словом, Донбасс действительно сел тогда на полтора года, но успел неплохо набить карманы, а вернее - матрасы своих родственников. Потому что под кабинетом прокурора собралась добрая сотня народу, с каждым из которых было заключено отменное пари о том, что прокурор продемонстрирует голую задницу. Говорят, предприимчивые друзья Донбасса даже сделали фотографии, которые помогли облегчить участь их приятелю.

Конечно, за давностью времени вся эта история сильно отдавала анекдотом, но Голованов, уже неплохо зная Донбасса, вполне допускал, что все тут правда от «а» и до «я». Вернее, до «ж». Кстати, и встретились-то они первый раз, именно когда Донбасс возвращался из своей отсидки.

- Света, Света Рудина! Пожалуйста, более плавно, это не брэйк! - надрывалась Анна Сергеевна. - Ну что за ребенок, все делает по-своему…

Хитро взглянув из-под растрепавшейся рыжей челки, Света улыбнулась. «Ну и пусть упрямая, дядя Джафар говорит, что так и надо… Он сегодня за мной приедет, заберет домой. Мы с ним еще мороженое поедем есть». Мысли девочки, отвлеченные от происходящего на катке, плыли по своему руслу. Жорик Сванидзе - друг и помощник во всех детских шалостях - пришел на помощь:

- Анна Сергеевна, а мне так тоже нравится.

Тренер попыталась сдержать улыбку, но, к сожалению, ничего не получилось. Юная фигуристка вила из своего партнера веревки… Жора смотрел Рудиной в рот, пытаясь выклянчить поощрение: блеск зеленых глаз, а если повезет, и громкий, беззастенчивый детский смех, а смеялась Света очень часто… Громко, по-детски широко раскрыв рот, весь ее вид, изумленный и праздничный, как бы говорил: «Ну надо же!..»

Несмотря на шумный характер, тренеры Светы - Анна Трусова и Ольга Красовская - очень любили девочку. Рудина отличалась упорством, не свойственным детям в столь юном возрасте. Часто Света, морщась от боли в разбитом колене, продолжала тренировку, объясняя верному Жоре: «Сегодня поболит и пройдет, а если завтра соревнования мира?» К различным турнирам девочка относилась очень ответственно, изо всех сил стараясь быть первой. Однако первое место ей не давалось и, вполне заслуженно получив «почетное второе», Света вздыхала: «Да, Жорка, не получилось… Ну ничего, будем кататься, как кони…» - и снова раздавался счастливый детский смех, и снова юная фигуристка разбивала колени, ссорилась с верным Жориком: «Ну не так, не так надо, что ты как медведь?», и снова, снова…

Света Рудина родилась на катке… Нет, не в переносном значении. Юная фигуристка вылупилась, как цыпленок из яйца, на Медео, где мать ее, известная конькобежка Регина Чиркова, готовила к чемпионату группу воспитанников. Регина даже и не подозревала, что ребенок может родиться на два месяца раньше положенного срока, а потому на схватки отреагировала весьма безразлично, выпив на всякий случай таблетку фестала… Когда приехала «скорая», было уже поздно, младенец орал, заглатывая ртом воздух, мать растерянно улыбалась. В общем, Света всегда была упрямой и добивалась своего. Родиться на два месяца раньше -вполне в ее духе.

Отца своего девочка практически не знала. Он был ее отцом, но не был маминым мужем. Как такое могло произойти, Света не понимала. Папа Саша - загорелый бородатый красавец - был заядлым альпинистом, по восемь месяцев в году пропадал в горах и дома появлялся редко… Настолько редко, что сосед по подъезду, пятнадцатилетний Алик, мастеривший для малышки бумажные кораблики, гораздо быстрее стал для нее тем, во что дети вкладывают смысл «папа».

- Кто это? - спрашивала у Светы мама Алика.

- Папа Алик, - отвечала Света. Взрослые покатывались со смеху, а заботливый Алик, стеснительный, как девчонка, заливался свекольным румянцем. После он давал себе зарок не подходить к малявке ближе чем на полметра. Но рыжие кудряшки и умоляющий голосок: «Папа Алик, сказку… или кораблик…» - не могли оставить равнодушным даже пятнадцатилетнего пацана.

Друзей у Светы было мало. Помимо «папы Алика» и большой соседской дворняги Тарзана, у нее не было никого. Собака стала для ребенка воплощением любви и ласки. Часто Света заходила к соседям - хозяевам Тарзана. Там кипела семейная жизнь. В коляске заливался малыш Петька. Мамочка и папочка по очереди стирали пеленки, смеялись, болтали по телефону, готовили еду. Крутился под ногами вислоухий Тарзан. Кроме собаки, никто особенно не радовался приходу Светы, приносившей полные карманы печенья для четвероногого любимца. Однако девочка не могла отказать себе в радости хоть на пятнадцать минут соприкоснуться с миром счастливой семьи.

Светлана постоянно ходила с матерью на лед, где дяди и тети носились на коньках. Так быстро, что девочка не могла уследить за ними. Маленькие конечки, которые купила мама, помогали Свете держаться на льду, и она не понимала, как можно не уметь на них кататься. Малышка часто падала, разбивала коленки, но никогда не плакала. Она вообще почти никогда не плакала…

Однажды Регина подошла к дочке, игравшей с соседским псом:

- Света, мне нужно с тобой поговорить. Твоего папы больше нет…

- А где он? - спросила девочка.

- Он улетел с горы, в небо…