– Так мы эта… Прощеньица просим… Не знали мы… Погонов-то на вас не увидеть было…

– А если не видно, то и буром переть надо?.. Ладно, проехали.

– Так что, не сердитесь, вашбродь?

– Нет, не сержусь… Сколько народу привел?

– Десяток, сам – одиннадцатый. Все с ружьями… И с патронами. По десятку на человека.

– Что, так и воюете под счет? Ни больше выстрелом, ни меньше?

– Да у нас и винтовок на всех не хватает. Треть народа в роте пустыми ходют. А начальство все обещает и обещает. Только все без толку.

– А винтовки, Пашкин, вон там лежат, шагах в ста, у гансов в окопах. И патронов там – завались.

– Странно вы как-то говорите, вашбродь, – «гансы»… Дык ведь у них энти винтовки ешо отобрать надоть.

– Нужно. И прибить ганса нужно перед тем, как оружие забрать. И сделать это тихо, чтоб другие не чухнулись. У нас вот пополнение пришло, на восемьдесят человек – десяток берданок. За последние две недели почти у всех трофейные винтовки появились. И ведь каждый сам себе оружие добывал. А вы чем хуже?.. Не знаешь, как сделать? Сейчас попробую объяснить…

Разговор шел долго, на часах было уже начало пятого, небо за спиной стало сереть. Вдруг как-то, скорее интуитивно почувствовал, чем услышал шорохи в утренних густых сумерках. Прерываем беседу, прислушиваемся… Есть! Ползут, родимые! Хлопаю Андрейку по сапогу, тот моментально просыпается, сразу врубается что к чему, занимает свое место у пулемета. Шорохи слышатся все ближе и ближе… И тут неожиданным грохотом по ушам доносится взрыв гранаты в стороне немецких окопов. Пауза, в которой явственно слышен опознавательный «чирик», затем пара пистолетных выстрелов, еще один взрыв, хаотичная ружейная трескотня, даже пулемет свое слово добавляет… В окоп сваливаются двое казаков, волокущих «языка», затем – Сергей Дмитриевич и еще двое станичников… Стоп!!!.. А где еще один?!

– Сергей Дмитриевич, где Митяй?!

– Командир, он остался нас прикрыть. На последнем окопе германцы тревогу подняли, за нами сунулись. Мы с пленным бы не ушли… Я ему люгер отдал и две обоймы…

Казаки кивают головами в подтверждение его слов. Невдалеке темнота все еще освещается вспышками, слышны выстрелы, гранатный взрыв… И вдруг все затихает! Несколько отдаленных воплей гансов, и – тишина. Оглушающая до боли в ушах… Митяй… Что я теперь Михалычу скажу?.. Что?.. А то, что или вытащили, или отомстили!..

– Прапорщик Оладьин! Ваша задача – в любом случае доставить «языка» в штаб! Остаетесь здесь, с вами… Вот он! – Киваю на ближайшего казака. – Мы – за Митяем!.. Андрейка, дуй в машину, тащи шашки… Хотя нет, отставить!.. – Взгляд падает на одного из солдат, присланных в усиление. Точнее, на лопатку, висящую у него на ремне. То, что надо! Где там ефрейтор? – Пашкин, сколько лопаток у твоих солдат?

– Дык, семь штук…

– Давай сюда пять, только – живо!

Пока собирают лопатки, отстегиваю шашку и протягиваю ефрейтору:

– Сбереги!.. Бойцы, ножи – про запас, берем лопатки. Они сподручней будут… Все готовы?.. Пошли!..

Ох, никогда я еще так быстро не ползал! До гансов – шагов сто – сто пятьдесят. Мы их проползаем на одном дыхании. Перед окопом тормозимся, прислушиваемся… Справа, метров пятнадцать – блиндаж, откуда еле слышно раздаются голоса… Там же рядышком торчит пикельхельм часового. Больше никого не видно, наверное, унтеры разогнали кайзерзольдатенов досыпать по блиндажам. Вот и замечательно. Только вот слева тоже должен быть часовой, а я его не вижу… Да и хрен с ним! Оставляем одного казака прикрывать с этой стороны. Еще один неслышно перемахивает окоп, спускаюсь вниз, за мной – Андрейка… Ну-с, начнем-с…

Тихонько крадемся к блиндажу… И замираем! Тут, оказывается, есть еще один, и из него какой-то ганс намылился «до ветру», остальные обитатели негромко обсуждают ночное происшествие… Иди, иди, родной. Сегодня мы тебя не тронем… Наверное… Судя по голосам и звукам в командирском блиндаже, Митяй – там и, самое главное – живой! Потому, что мертвые не умеют посылать очень старым пешим эротическим маршрутом каких-то лёйтнантов. Часовой, вместо того чтобы бдеть, торчит у входа, слушает и, кажется, даже подглядывает в щелку двери. До него три метра… два… Под ногой что-то хрустит, немец оборачивается, видит мою фигуру в лохматке, открывает рот, чтобы закричать… И сбоку в шею ему прилетает лопатка. Да так, что полгорла перерублено. Вместо крика – тихий хрип и бульканье. Кидаюсь вперед, чтобы подхватить это мясо, а то что-нибудь еще звякнет… Тихонько переступаю через труп, подхожу вплотную к двери.

А в щелочку-то все видно! За столом в свете керосиновой лампы сидит одетый по всей форме лейтенант, возле стены двое гансов привязывают руки Митяя к чему-то вбитому в стену. Судя по всему, казака контузило гранатой, и его еще тепленького взяли немцы. И теперь сгорают от любопытства на предмет: а что же ему здесь понадобилось?.. А вот бить пленных нехорошо! Тем более так сильно. Митька аж обвис на привязанных руках… Лейтенант берет со стола очень знакомый артиллерийский люгер, вертит его в руках, достает обойму… Показываю Андрейке, мол, я захожу первым, вперед не лезь, снимай Митьку и страхуй вход. Тот утвердительно кивает, тянется к ручке и распахивает дверь. Тело внутри становится как бы невесомым, глаза замечают малейшие детали, даже мелкие капельки пота на затылке у первого ганса. Понеслась!.. Влетаю вовнутрь, лопатка свистит в ударе, разрубает наискосок правую шейную мышцу и, кажется, даже достает до позвоночника… Левой рукой отпихиваю начинающее валиться тело за спину, чтобы не мешало, шаг вперед… Как в замедленном кино вижу лейтенанта, только начинающего поднимать взгляд от пистолета, второй немец поворачивается ко мне лицом, лезвие лопатки прямым ударом входит под подбородок… На развороте вкладываюсь всем телом в удар ногой по столешнице и буквально припечатываю герра официра к стене… Знаю, что больно, когда вот так по ребрам. Но боль – это ненадолго. Сейчас я тебя от нее избавлю. Левая рука с «Оборотнем» летит к голове лейтенанта, нож входит в правую глазницу снизу вверх под сорок пять градусов. Все!.. Убивать больше некого… А жаль… Оборачиваюсь назад, Андрей уже отвязал Митяя от стены, осторожно укладывает на пол. Ну, и что там с ним?.. Пришел в себя, по мутному взгляду вижу – контузия, на голове справа длинная рваная рана, уже с подсыхающими потеками крови, на гимнастерке сбоку и на рукаве пятна крови. Наверное, осколками посекло… Надо посмотреть, насколько серьезно. Задираю рубаху… Я, конечно, ни разу не доктор, но, похоже, этот счастливчик словил осколок ребром. Наверняка перелом или трещина. Но жить будет!..

А теперь пора отсюда сваливать. Только сначала дать проснувшемуся хомячизму несколько секунд на сбор трофеев. Хотя их немного. Два люгера – наш и лейтенантский, затем срезаем жетоны, – и в обратный путь. Митька может идти на своих ногах, правда, с поддержкой Андрейки. Значит, иду первым, они – за мной. Выходим из блиндажа, страхующий казак уже перебрался с тыльной стороны на бруствер. Потихоньку крадемся обратно… Да что за напасть такая!.. Из примыкающего к окопу хода сообщения слышны шаги и голоса… Вроде бы трое шлепают. И чего им не спится? Лежали бы сейчас в своих норках, глядишь, и живы бы остались… Казаки моментально втягивают Митьку за бруствер, затихают. Сам прячусь с тыльной стороны. Из-за поворота появляются гансы. Первым, кажется, какой-то гауптман идет, за ним двое солдат с винтовками… Пропускаем начальство вперед, сзади идущий получает лопаткой по темечку, даже пикельхельм не спасает, второму в мордочку прилетает мой сапог. Лежа, конечно, играть в футбол трудно, но возможно. В голове у ганса что-то хрумкает, он мешком оседает на дно окопа. Гауптман разворачивается посмотреть, что происходит, Андрей сзади одной рукой цепляет его за каску, заставляя задрать голову, вторая рука с ножом скользит по горлу. Хрип, черный фонтанчик на стенку окопа… Все, готовый… Спускаюсь вниз забрать еще один пистолет и винтовки, выбираюсь из окопа. Можно ползти домой… Негромкий «чирик», из сумерков появляется казак, «державший» тыл. Тоже с трофейной винтовкой в руках. Значит, не у одного меня в роте рефлекс хомяка развит. Это радует… Вопросительно киваю на маузер, казачина шепотом объясняет, что часовой шел себе, шел по окопу, споткнулся обо что-то и упал на нож. И так пять раз… Все, уползаем, пока гансы не очухались…