– Мочи духов! – заорал он, срываясь с места. – За ВДВ!

Куриной костью, как стволом пистолета, он ударил «Абрека» в лицо. Кость вошла прямо в глаз и, пробив его, достала до мозга. Жора перепрыгнул падающее тело, выскочил в коридор. «Дудаев» обернулся, услышав позади себя неожиданные звуки борьбы. Из купе вывалился здоровенный парень в майке-тельняшке. Пацан запаниковал, забыв про пистолет, попытался принять боевую стойку. Но дембель, не заморачиваясь приемами, просто и эффективно вломил ему тяжелым ботинком в грудь. «Дудаев» кубарем полетел назад, открыв сектор стрельбы для Бека.

Бек хладнокровно поднял пистолет, и выстрелил Жоре в голову.

Руслан повернулся к «полупроводнику», и неожиданно подмигнул ему.

– Ну, как? Здорово получилось?

Взглянул на часы.

– Полторы минуты. Неплохо.

Акцент из его речи незаметно исчез. Он перестал улыбаться, и коротко ударил Витю кулаком в живот. Из Вити разом вылетел весь воздух, как из взорвавшегося шарика. Он рухнул на пол, разевая рот в тщетной попытке вздохнуть.

– Не люблю наглых, – сказал, как плюнул, Руслан. – Что там, Бек? – обернулся он к раскосому, который склонился над «Абреком».

– Готов, – с досадой махнул рукой Бек.

Руслан только равнодушно пожал плечами. Пока все шло в рамках допустимого.

– Трупы в последнее купе, всех в коридор.

«Дудаев», морщась от боли в груди, поволок по проходу тело сержанта Кости.

– Этот жив еще, – посмотрел он на Руслана, когда вернулся за вторым милиционером.

– Ну, и что думаешь? – оценивающе прищурился Дикаев.

Парень с готовностью вытащил из-за пояса пистолет.

– Неправильно, – покачал головой старший. – Убивать хочешь? Надо было того десантника убить. А заложников расстреливать – дело нехитрое. Не мужское дело. Если надо будет – убьешь и мужчину, и старика, и женщину. И ребенка. Мужчина может это сделать. Когда это нужно. Забери у него пистолет.

Молодой бандит пристыжено нагнулся над милиционером, вытащил пистолет из его кобуры, но на его щеках заиграли желваки.

– Все в коридор! Вышли и сели на пол, на корточки! Руки держим на голове! – командовал Бек, выгоняя заложников из их купе.

Через пару минут весь вагон уже сидел в проходе, как зэки на пересылке – друг за другом, руки на голове, глаза вниз.

– Тагир! – позвал Дикаев молодого. – Ступай в соседний вагон, там понадобится помощь.

Тот кивнул, прошел мимо Руслана, почтительно опустив взгляд, открыл дверь в тамбур.

– Постой.

Тагир обернулся. Руслан пристально посмотрел на него.

– Не нужно делать ничего лишнего, Тагир, – веско сказал Дикаев. – Я обещал твоему брату, что сделаю из тебя мужчину. И я это сделаю. Ты смелый. Но ты пока делаешь много лишнего. Это не нужно мужчине. Мужчина делает только то, что необходимо. Ты меня понял?

Парень сердито кивнул, и захлопнул за собой дверь.

Для того, чтобы пройти закрытый вагон-ресторан, ключ-трехранник Никифорову не понадобился. Он через окно тамбура заметил, что поезд подъезжает к станции, и просто подождал. Вышел на перрон и просто обошел помеху. В следующий вагон он зашел без проблем, проводник даже не поинтересовался, откуда он. А откуда еще ночью на маленькой станции может взяться мужик в джинсах, тельняшке и тапочках?

Леха мог спокойно дойти и до своего вагона – он был следующим. Он сам не понимал, почему ему хотелось побыть одному. Ему сейчас был никто не нужен. Ни Наталья, на другие попутчики. А в этом вагоне его никто не знал, поэтому можно было спокойно постоять в тамбуре, покурить, подумать.

В плацкартном вагоне свет был приглушен. Запахи чужого ужина, сонные звуки, тихие голоса. Леха прошел вагон, уворачиваясь от свисающих в проход ног и рук. Почти все в плацкарте уже спали, сморенные первым днем длинного путешествия в Москву.

В нерабочем тамбуре Леха остановился, достал сигареты, и закурил. Вскоре поезд тронулся. За окном проплыли станционные огни, фонари светофоров. На фоне неба побежали, ускоряясь, темные контуры деревьев.

Минут через пять прошли два молодых серьезных милиционера, оценивающе окинув пристальными взглядами полуночного курильщика. Снова, как уже много раз за последнее время, легким пером коснулось предвкушение. Скоро он вернется на службу. Пока это возвращение не стало реальным, он и сам не подозревал, как ему не хватало этой жизни.

Жизни, где все понятно, где все на своих местах. Где есть приказ, который надо выполнить. Где есть друзья, с которыми не беспокоишься за спину.

На душе было легко и как-то светло, безмятежно. Может, встреча с этим смешным и солидным мальчишкой так осела на сердце. Вроде и с Ольгой расстались непонятно – ни ссора, ни признание, ни согласия, ни отказа. Но сейчас перед взором стояли ее глаза, полные горечи, страха и… И что еще было в них? Ведь было что-то еще! Если страх – то страх чего? Не его же она боялась. Боялась потревожить, замарать память о Сашке, боялась новой потери. А если так – то он ей не безразличен. Чужой, посторонний не может коснуться памяти о любимом. А раз он представляет такую опасность, значит, есть шанс!

Аж вспотев от таких самонадеянных мыслей, Леха «затоптал» окурок в жестяном корытце, прикрепленном к вагонной двери, открыл межвагонную дверь, и шагнул на грохочущую и дергающуюся площадку. Вагон качнуло, и дверь вырвалась из рук. Он потянулся за ней, поймал и с силой захлопнул за собой.

По спине толпой пробежали мурашки, ноги сами чуть согнулись в коленях.

Что случилось?

Леха с изумлением почувствовал, как волосы на руках встали дыбом, живот втянулся и плечи напряглись, как перед дракой. Он настороженно остановился, поводя носом. Что его так возбудило?

Сквозь грохот колес со стороны его вагона послышалось несколько гулких ударов, будто кто-то хлопал дверью. Черт, да это же выстрелы!

Большинство людей на опасность реагирует правильно – прячась, убегая от нее. Но служба в ОМОНе не просто меняет ценности и правила. Она их меняет на рефлекторном уровне. Инстинкт волкодава бросил Леху вперед, туда, где стреляют. Раз стреляют, значит там опасность. И ее надо ликвидировать. Разум и инстинкт существовали в неких параллельных, не пересекающихся плоскостях. Мозг еще только начинал формулировать, что туда прошли эти два милиционера, и вскоре началась стрельба. Они наткнулись на что-то, что вынудило их схватиться за оружие и даже применить его в переполненном вагоне. Значит, эта неведомая опасность была очень велика, и им требуется помощь.

На словах это звучит длинно, но разум Никифорова получал эту информацию не в буквенных символах. То, что мелькнуло в его мозгу, не было логической выкладкой, это было мгновенное ПОНИМАНИЕ. Но даже еще до того, как это понимание оформилось окончательно, он уже был в тамбуре своего вагона, и схватился за ручку двери, чтобы выскочить в коридор.