— Я сама не понимаю, ничего не понимаю… — горестно вздохнула Симона. — Получается, по словам Жанны, что нам ничего не стоило трогать и восстанавливать, тогда не началось бы все это… И она даже сказала…

Симона резко встала из-за стола, подошла к окну, приоткрыла его и выглянула в сад. Дождь утихал, но частые крупные капли все еще ударялись в старый жестяной отлив, заставляя его трепетать и звенеть. В кухне стало светлее. Далеко над равниной, над зарослями ивняка, скрывавшими Сену, уже расходились тучи. Полуденное небо, проглянувшее в промоинах, казалось заплаканным, как и глаза смотревшей на него женщины.

— Она сказала, — не оборачиваясь, закончила Симона, — в том, что случилось с Марианной Делавинь, есть наша вина.

— Что?! — Александра тоже вскочила со стула, толкнув его так, что тот упал.

— Да, она не постеснялась нам это сказать! — подтвердила Симона, не отрывая взгляда от неба. — Дескать, уже девяносто лет в «Доме полковника» не происходило ничего необычного, все и думать забыли о старом страхе… Но когда по нашему приказу рабочие растревожили кости в парке и разрыли склеп, мадам Делавинь стала страдать своими беспричинными приступами и очень быстро оказалась там, где находится и сейчас!

— Но какая связь между…

— Взгляните, — Симона шире открыла створку окна. — Отсюда хорошо виден один сфинкс… Жанна сказала, что все несчастья в «Доме полковника» начались когда-то из-за того, что тот поставил тут сфинксов, которые охраняли склеп. Сто лет, ровно сто лет подряд с тех пор здесь случались самые странные и пугающие вещи… Наконец, сфинксы, или то, что они привели с собой, угомонились и уснули…

— Жанна обладает поэтическим даром! — Александра пыталась говорить с иронией, но голос ее прозвучал серьезно.

— В поместье никто не жил почти двести лет, никто не тревожил останки в парке. Поместье просто переходило из рук в руки, то теряя в цене, то поднимаясь… Наконец появились мы с Пьером… — Женщина приложила ладони к вискам, словно пытаясь унять боль. — И вот… мы все разворошили, и в «Доме полковника» снова стало нехорошо… И у нас, как вы теперь знаете, тоже. И эти статуи ни за какие деньги нельзя купить…

— Угораздило же полковника купить именно ту пару сфинксов, которые охраняли грот! — вырвалось у художницы. — Взял бы тех, у беседки! Они точно такие же!

— Да, я сама думала, что эта пустячная случайность принесла всем много горя… — уныло согласилась с нею хозяйка поместья. — Но… ничего не поделаешь. Сторонний человек сказал бы, что можно просто переставить наших сфинксов от беседки к гроту. Я и сама так сказала бы… раньше. Но бежавший владелец поместья когда-то явно вложил в эти статуи у склепа смысл, о котором мы ничего не знаем…

Голос Симоны обреченно поник. В окно плавным мягким потоком влился солнечный свет, тучи над равниной окончательно разошлись. Сад сиял, остро пахли распускающиеся почки, и этот запах, тревожный и печальный, наполнял холодную пустую кухню.

— Ну, а если вы приобретете весь дом целиком? — осенило Александру. — Знаете, Наталье здесь тоже несладко… Я уже заводила с нею разговор на эту тему, она упирается… Но если мы будем настаивать, уговорим ее, тогда вы сможете перенести сфинксов, куда захотите!

Симона устало отмахнулась:

— Нет, я уже не верю, что это получится. С меня хватит уговоров, и этого парка, и этой проклятой деревни… Они здесь живут прошлым, старыми страхами, здесь нечем дышать… За что я сражаюсь? У меня-то здесь нет никакого прошлого… И это совсем не то, о чем я мечтала. Мы продадим поместье и уедем. Пьер будет сопротивляться, конечно, он не любит проигрывать. Но я настою на своем. Это вопрос времени.

— Вы все-таки сдались…

Присев на край стола, Александра покачивала в воздухе ногой. Она не могла себе объяснить, отчего чувствовала досаду, ведь эти новоиспеченные французские помещики не играли в ее жизни никакой роли. Однако Симона внушала симпатию, а ее подавленность вызывала сочувствие.

— Не нужно пока ничего продавать и никуда уезжать, — после паузы сказала художница. — Быть может, я сама уговорю Наталью продать вам либо сфинксов, либо дом вместе с ними, и вы все устроите, как задумали.

«Только будет ли с этого толк? — спросила она себя, следя за тем, как погасшие было глаза собеседницы загораются надеждой. — Так странно видеть, что взрослый, разумный человек упирается лбом в стену, которую сам себе вообразил… Правда, когда упираешься в такую стену сам, никогда не понимаешь, как это смехотворно…»

— Хотите, я покажу вам дом? — спросила Александра.

Экскурсия закончилась быстро — знаменитый «Дом полковника» не представлял никакого интереса для самого любопытного посетителя. Полупустые комнаты, грубая деревенская мебель — все это было совершенно безлико. Дом не только выглядел необжитым, казалось, в нем действительно никогда и не жили. Это впечатление появилось у Александры позавчера ночью, когда она впервые переступила порог, а теперь оно только усугубилось. И Симона, остановившись в комнате, где художница ночевала, повторила:

— Да это и впрямь какой-то сарай… Я совсем иначе представляла себе «Дом полковника»!

— Какой неприглядной может быть легенда, — кивнула художница.

Поправив ногой сбившийся тряпичный коврик, она подошла к окну и отдернула розовую занавеску:

— Вот, разве что пейзаж все спасает… Эти поля, простор…

— А… — отмахнулась Симона, всем своим видом показывая, насколько ей приелись местные красоты. Присев на край кровати, женщина еще раз обвела взглядом голые стены и вынесла последний вердикт: — Сарай! А в самом деле, если бы Натали согласилась продать дом? Поговорите с ней! Но это уж будет последняя попытка… Если нет — нет. Тогда я займусь продажей поместья. Страшно думать, сколько мы на этом потеряем, но оставаться здесь еще страшнее…

Художница нахмурилась:

— Оставаться в месте, которого вы боитесь, конечно, не стоит. Это довело бедную мадам Делавинь до больницы. Но и бежать сломя голову, не разобравшись в том, какова природа ваших страхов, жертвовать своим имуществом — безрассудство. Откуда вы знаете, что эти страхи не нагонят вас в новом месте, раз уж они у вас завелись?! Подождите. Все должно проясниться!

— Я впервые за много месяцев слышу слова поддержки, — призналась Симона. — Собственно, мне ведь тут и поговорить было не с кем… Местные жители нас сторонятся, словно мы зачумленные, Жанна ворчит или дерзит, Дидье еще совсем мальчишка… — И, встав с постели, развела руками, словно пытаясь объять свое недоумение: — Нет, это совершенно безликий дом! Просто не верится, что ему уже двести лет!

— А этому есть доказательство! — заметила Александра. — Идемте вниз, покажу.

Она не стала рассказывать гостье о том, что именно в этой безликой комнате Наталье почудилось прикосновение, которое напугало ее до обморока. Они молча прошли и мимо другой комнаты, в которой Наталья, внезапно проснувшись, увидела нечто, также напугавшее ее до полусмерти… Спустились в кухню, и Александра указала на оловянный медальон, прибитый к одной из балок: