с предвоенных лет.

Пришлось ретироваться.

Я был расстроен. Не верилось, что в большой типографии нет места опытному наборщику. Может быть, не к тому человеку я обратился? Кто знает, какие порядки у них здесь, в Европе? Если вспомнить паренька из рыбацких сетей, тогда наш директор почти взял его в ученики. Но мимо меня не прошел. Все-таки его судьбу решил я. Потому что я, а не директор, знаю, каким должен быть человек для моей профессии.

Откуда чиновник из отдела кадров может знать, подхожу я или не подхожу для работы на линотипе?

Когда искал адреса типографий, приметил еще один – военной газеты. Решил попробовать там. Но на этот раз вести себя поумнее.

В проходной меня пропустили, как человека, приехавшего с Дальнего Востока. А если бы узнали, что я работал на машине, вывезенной из пещеры, наверное, на руках отнесли бы.

Начальника цеха застал на месте. Сказал ему, что приехал в гости к родственникам. Воспользовался, дескать, случаем посмотреть европейский линотипный цех. Потом дома буду об этом рассказывать своим аборигенам.

– Сам линотипист? – спросил начальник.

– Да. Сейчас работаю в небольшом городе на берегу Татарского пролива. До этого набирал в Биробиджане областную газету. А еще – в Хабаровске краевую, “Тихоокеанскую звезду”.

– Эту газету я знаю. В народе ее зовут “ТОЗ”, – сказал мой собеседник. – Когда ты все это успел? Молодой ведь…

– Я работаю с тринадцати лет, с войны… Извините, а не мог бы я посмотреть ваш линотип? Интересно…

– Пожалуйста. Вот свободная машина.

Я осмотрел ее со всех сторон, залез во “внутренности”. Сел за клавиатуру – там лежал оригинал статьи.

– Можно? – спросил я начальника цеха. Тот кивнул.

– А военных тайн там нет?

За моей спиной засмеялись. Я оглянулся – там стояли еще два человека.

Включил машину и привычно стал набирать текст. Со временем почувствовал: зрителей за спиной прибавилось.

Когда закончил статью, готовый набор у меня забрали и унесли. Пошли к корректорам, отметил я про себя.

Пока я рассказывал о своем маленьком “американце” в биробиджанской типографии, пришла корректор. В ответ на безмолвный взгляд начальника молча пожала плечами.

– Дайте мне, – сказал тот и протянул руку. Взял прочитанную гранку, посмотрел и тоже пожал плечами. Там не было ошибок.

– Когда уезжаешь? – спросил меня.

– Сам не знаю. Латвия – это родина моего отца. Мы приехали повидаться с родственниками. А те уговаривают остаться в Риге. Не знаем, как решить. От отца зависит.

– Если останешься, может, к нам пойдешь работать? Устраиваться все равно куда-то надо…

– Я бы с удовольствием. У вас мне очень понравилось.

– И ты нам понравился. Если решите остаться, сразу приходи сюда и начнешь работать.

Так и случилось. Через несколько дней я пришел в военную типографию и включил машину. Там, действительно, нравилось. Хорошие, дружные ребята. Что в цехе, что за кружкой пива или рюмкой водки. Двое были мужем и женой. С занятными именами. Ее звали Шулька, его – Шмайка. Имена были еврейскими, непривычными на слух.

Однажды я рассказал, как устраивался на работу и как начальник отдела кадров типографии сделал мне от ворот поворот.

– Знаем мы того начальника, – загорячилась Шулька. – Он сам еврей и за все время не принял на работу ни одного еврея. Боится, чтобы не сказали, что он устраивает у себя в типографии синагогу.

К сожалению, случилось так, что в цехе становилось все меньше работы. Платили нам сдельно: сколько набрал, столько получил. Я это не очень чувствовал, но Шулька со Шмайкой… У них семья, ребенок. Они страдали от съежившегося заработка.

Сказал им однажды, что во всем виноват я со своей скоростью набора. Я “съел” их деньги.

– Надо мне уйти. Пойду в какую-нибудь типографию. Меня возьмут.

И ребята, и начальник отговаривали меня. Но я понял: они одобряют мое решение.

На этот раз задумал в поисках работы пойти на второй круг – в ту самую большую типографию, где меня не любят.

Начальник отдела кадров, увидев, что я вхожу, забеспокоился:

– Я же вам русским языком сказал…

– Я слышал. Слова были русские, а мысли даже не еврейские. Боитесь, что я испорчу вам карьеру, если примете меня на работу. Я избавлю вас от этой опасности. Пришел не к вам. Мне надо поговорить с начальником линотипного цеха или с директором.

– Ничего у вас не выйдет. Я запрещаю обращаться к руководству.

– А это меня уже не интересует. Дорогу найду сам.

Пришел к директору. Секретарша спросила, кто я.

– Линотипист…

Вернулась от директора, сказала:

– Заходите.

– Как я вижу, вы не из нашей типографии, – сказал директор. – Какая у вас проблема? Вы же представились линотипистом.

– Да. Я пришел узнать, не найдется ли у вас работа для меня.

– Вам придется пройти в отдел кадров.

– Извините. Я ходил в отдел кадров. Дважды…

– Не принял?

– Да, не принял. Я не думаю, что кадровик может решать судьбу квалифицированных рабочих. Подойдет человек этому производству или нет, знают начальник цеха, директор. Кадровик не знает. Поэтому ищет блох в документах или в национальности человека.

– У вас нашел?

– Мне кажется, нашел. Я одной с ним национальности. Первый раз в жизни с таким встречаюсь. У нас, на Дальнем Востоке, все одной национальности. Никто ни у кого ничего не ищет.

– Расскажите, кто вы такой.

Я рассказал о себе подробно. О первой попытке устроиться в эту типографию. О том, что случилось у военных. И о характеристике, которую дали местному кадровику Шулька и Шмайка.

– Я вас понял, – сказал директор. – Пойдите в линотипный цех, поговорите с начальником. Если договоритесь, оставьте у него заявление о приеме на работу.

Начальник цеха сразу спросил:

– Газету приходилось набирать?

– Всю жизнь набирал газету.

– Районную?

– Районную тоже. А еще областную и краевую.

– Не покажешь прямо на машине, как это получается?

– Конечно. – Я взял оригинал, начал набирать.

Через несколько минут начальник спросил:

– Завтра в восемь утра можешь придти на работу?

– Могу.

– Это твоя машина. Сюда и приходи.

Утром я появился, как было велено. Цех просторный. Линотипов больше десятка. Новые, незнакомые люди. В остальном, как везде – надо садиться и набирать.

На следующий день мне передали: просят принести в отдел кадров трудовую книжку.

Пошел с большой неохотой: снова начнется еврей – не еврей…

В кабинете сидела женщина. Я сказал: мне к начальнику.

Она протянула руку.

– Что у вас? Давайте.

– Принес начальнику отдела трудовую книжку.

– Вот и хорошо. Давайте мне…

Я кивнул на стол.

– Давайте-давайте! Он у нас больше не работает.

…Вечером Борис Григорьевич предостерег меня:

– Ты